– Мой мобильник покоится на дне унитаза в каком-то баре. Где ему самое место.
Том морщит нос, по всей видимости радуясь, что его не призвали выуживать злосчастный телефон.
– Ну, все и так в курсе, что ты никогда не берешь трубку. Все разрешения уже получены, так что мы начинаем… ну, в общем, прямо сейчас.
– Альдо все время откладывал наш ремонт под всякими идиотскими предлогами. А теперь работы начнутся на два месяца раньше? Это… неожиданно. – Я начинаю нервничать, ведь ничего же еще не готово, и главным образом я. – Если бы я знала, что ты едешь, то заранее купила бы твой любимый «Квенч»[1].
– Его больше не производят. – Том улыбается, мой живот скрючивает так, что отдается даже в сердце. – Но не переживай, – добавляет он доверительным тоном. – У меня его полный винный шкаф.
– Господи, как ты вообще пьешь эту черную химическую дрянь!
С моим лицом происходит что-то странное; я прижимаю ладонь к щеке и понимаю, что улыбаюсь. Если бы я знала, что он приедет, то навела бы идеальный порядок в ванной и забила бы холодильник зеленым салатом и сыром. И стояла бы у окна в ожидании, когда покажется его машина.
Если бы я знала, что он приедет, то постаралась бы немного собрать себя в кучку.
Иду по краю дорожки, задевая бордюрные камни.
– Придется тебе теперь беречь его для особых случаев. В свой восемнадцатый день рождения ты вполне мог запить стаканом «Квенча» сэндвич с салатом и сыром. Они до сих пор составляют твой ланч?
– Ну да. – Он смущенно и виновато отводит взгляд. – Наверное, я совсем не изменился. А у тебя что на ланч?
– Это зависит от того, в какой стране я нахожусь. Но пью я вещи покрепче газировки.
– Ну, значит, ты тоже не изменилась.
Он по-прежнему не смотрит на меня больше секунды кряду. Но меня это не смущает. В его присутствии даже одна секунда кажется вечностью.
– Смотрю, малышка, ты получила мой рождественский подарок, – говорю я, обращаясь к Патти.
Я имею в виду свитерок, который на ней надет.
– Спасибо, подарок сел на нее как влитой. И мой на меня тоже.
Винтажная футболка с эмблемой Дня святого Патрика, или Патти, как его ласково именуют ирландцы, надетая Томом, по всей вероятности, исключительно из вежливости, трещит на нем по всем швам. Если бы она была человеком, это был бы изможденный призрак, на последнем издыхании умоляющий: «Пожалуйста, спасите меня». Прямо-таки зрелище мечты.
Безумной, горячечной мечты, в какой совершенно невозможно никому признаться.
– Я знала, что ты не постесняешься надеть футболку с Патти.
Я нашла эту футболку на барахолке в Белфасте и в это мгновение вновь обрела Тома.
К тому времени я не разговаривала с ним уже года, наверное, два, но мгновенно ощутила прилив радости. Это был идеальный подарок. Я отправила посылку со свитерком и футболкой авиапочтой, написав в графе «получатель»: «Томас и Патрисия Валеска», и долго веселилась, пока до меня не дошло, что, скорее всего, получать ее пойдет его подружка. Про Меган я забыла напрочь. Я не сообразила сунуть для нее даже самого завалящего брелочка.
Бросаю взгляд на безымянный палец Тома. Кольца на нем по-прежнему нет. Слава тебе господи! Но забывать про существование Меган все равно не стоит. И я тут же подаю свою следующую реплику:
– Значит, футболки, которые хорошо себя ведут при жизни, могут после смерти попасть в рай.
Я ухмыляюсь при виде выражения, которое мелькает на его лице: оно смятенное, удивленное, неодобрительное и польщенное одновременно. Глаз не оторвать!
– Ты так и не вышла из подросткового возраста. Все такая же зараза. – Неодобрительно поджав губы, он смотрит на часы.
– А ты – все такой же горячий дедуля, – жму я на старую кнопку, и он бросает в мою сторону раздраженный взгляд. – Ну, что интересненького произошло в твоей жизни за последнее время?
– Я бы попросил тебя уточнить, что ты имеешь в виду под «интересненьким», но не уверен, что хочу знать ответ. – Том удрученно вздыхает и принимается ковырять носком ботинка рассохшиеся ступени. – Так ты хочешь, чтобы я взялся за ремонт, или будешь и дальше умничать?
– Да, будь так добр. Ну, папочка у нас вечно серьезный, но нам-то с тобой никто не может запретить валять дурака, правда, Патти? – Я легонько подбрасываю собачонку, как ребенка. Глаза у нее молочно-голубые. – У меня просто в голове не укладывается, как сильно она постарела.
– Время обычно оказывает именно такой эффект, – сухо замечает Том, но смягчается, когда я вскидываю на него глаза. – Ей сейчас тринадцать. А кажется, что ты только вчера придумывала для нее имя. – Он опускается на верхнюю ступеньку и устремляет взгляд в сторону улицы. – Почему ты в первый раз проехала мимо?