Приветствие было очень напряженным. Родители продолжали пребывать в замешательстве и переглядывались между собой. Паша молчаливо кивнул при встрече, но демонстративно руку для рукопожатия не протянул. Юра, словно команда поддержки друга, тоже поспешно спрятал руку в карман и коротко пробормотал: «Привет».
За столом разговор также не клеился, что для меня было странно. Обычно в этой компании мы перебивали друг друга, пытаясь высказаться, а в этот раз сидели и молчали. Даже мама, которая жаждала выдать меня замуж, неохотно подключалась к разговору. К Саше она отнеслась настороженно, будто враждебно, и усердно подкладывала салаты Пашке. А тот вообще ни слова не проронил за вечер, что было для него непривычно. И даже не ел, что было непривычно вдвойне.
В общем, общение Саши с моей семьей не заладилось с самого начала. И мне даже никто пояснить не смог, в чем причина. Мой принц ведь идеальный! Но, похоже, идеальным он был только для меня. Даже безразличный ко всему папа морщился, когда я заговаривала о нем. Мама же начала усердно и совершенно неприкрыто сватать мне Пашку. Юра усердно поддерживал маму. А сам Славин стал еще мрачнее и молчаливее, чем был в последнюю пару месяцев.
Общаться мы стали меньше, потому что все свободное время я посвящала Саше. И Славин начал на меня обижаться, словно капризная девчонка.
— Если бы я тебя не знала, подумала бы, что ревнуешь! — возмутилась я однажды, когда он в очередной раз высказал свое недовольство мной и предательством нашей великой, самой важной, неприкасаемой и славной дружбы!
— Может, и ревную! — огрызнулся он в ответ, но обдумать его слова у меня времени не было: пришел Саша.
Несколько недель, а может, и месяцев я думала, что моей дружбе с Пашкой пришел конец. Мы встречались только на учебе, и то там он воротил от меня обиженно нос и мириться ни в какую не хотел. Говорю же: как девчонка!
Мой роман с Сашей тем временем продолжался. Я боялась бросаться громкими словами и рассуждать о любви и совместном будущем, но свою влюбленность не отрицала. Чувствовала, что смотрю на него так же, как когда-то на Славина, через розовые очки. Но эти самые окуляры дарили такую радость и счастье, что я и не хотела их снимать.
С Сашей у меня все было в первый раз. Поцелуи, встречи, букеты цветов, золотые серьги, ужин в дорогом ресторане, ночь в не менее дорогом отеле, рассвет и счастье.
Но продлилось это недолго, а очередные очки разбились о совместный быт. Мы встречались восемь месяцев, когда Саша предложил мне переехать к нему. К тому времени находиться дома стало невозможно, потому что «Паша то», «Паша это» слышалось со всех сторон. Мои домочадцы, казалось, ополчились не только против Саши, но и против меня. А за ночь в отеле мама вообще бегала за мной с полотенцем по квартире и пыталась отлупить, при этом вереща, как будто наступил конец света.
Словом, я решилась на переезд, на что было объявлено: «Ты нам больше не дочь!» И я ушла в новую жизнь, громко хлопнув дверью.
А там-то меня ждала суровая реальность. Завтраки-обеды-ужины без единой улыбки употреблялись, глажке мне необходимо было еще учиться и учиться, держать дом в порядке я тоже не умела, потому что две-три пылинки в день постоянно пропускала. Да и отказ собственной семьи от меня, непутевой да безрукой, очень сильно угнетал.
Гордой, независимой и взрослой я притворялась целых три недели. На четвертую пришла реветь в дом Славина. Самого Пашки не было, но был дядя Демид, который погладил по голове да дал выреветься. На момент прихода Славина-младшего я уже была вполне довольна жизнью. Меня накормили, похвалили за успехи в учебе и забросали комплиментами.
— Что ты здесь делаешь? — агрессивно поинтересовался Паша при виде меня.
— Ем.
— Судя по количеству тарелок, уже давно.
Очевидное отрицать не стала.
— Юля у нас сегодня ночевать останется, — уточнил его отец, влюбленным взглядом наблюдая за тем, как я уничтожаю вторую порцию мороженого.
— Он тебя обидел?!
— Нет, просто ехать далеко, а уже поздно, — соврала я. Паша нахмурился. — Я мириться пришла. Ты мне не рад?
Конечно, рад. Это было заметно даже с учетом его хмурого выражения лица.
До ночи мы смотрели фильмы ужасов и опустошали холодильник. Пашка сначала хмурился и отвечал неохотно, но ко второму часу после полуночи начал и улыбаться, и смеяться, как прежде, отчего к нам не раз прибегала его грозная мама, чтобы одернуть и отправить по кроватям. Я же рядом с ним отдыхала и душой, и телом. Даже не ожидала, что мне когда-нибудь станет не хватать как воздуха обычной дружеской улыбки.