Выбрать главу

Он женился не на ней, а на девушке из семьи друзей, да и то лишь по желанию и настоянию своих родных.

Свадьба была помпезной, совместная жизнь - недолгой.

В конце концов Петр Ильич Чайковский покинул свою жену навсегда, не разводясь с ней. С тех пор он, не зная покоя, ездит по России, дирижирует за границей, сочетает в своих сочинениях национально-русские и ориентированные на Запад мотивы и основывает великую русскую балетную традицию.

А его отношения с женщинами - в более поздних романах и фильмах лживо домысленные как сентиментальные и романтические - до самого конца его жизни более или менее ограничивались письмами. Его антипатия к женщинам остается непреодолимой. Тем не менее это не мешает им все время искать его дружбы: с госпожой фон Мекк Чайковский переписывается почти ежедневно, с предельной обнаженностью раскрывая перед ней свою творческую личность, все внутренние противоречия души. И госпожа фон Мекк поддерживает Чайковского в течение четырех лет во всех его начинаниях, в том числе и финансами, необычайно щедро. Но - они ни разу не увиделись. Только письма...

И мама получает от Чайковского письма, много писем, в них он постоянно говорит о своем преклонении перед Бетховеном.

Папа и мама заканчивают Лунной сонатой.

Уже поздно. Пора в постель. Мама читает с нами молитву перед сном. И этот час тоже принадлежит нашей чудесной стране детства. Каждый вечер я хочу, чтобы мама побыла с нами еще немножко. И каждый вечер, как всякий изобретательный ребенок, я что-нибудь да придумываю: моя молитва всегда включает дядюшек, тетушек, знакомых и подружек, для которых я прошу покровительства у милостивого Бога. Когда уже больше никого не остается, очередь доходит до животных, сначала наших собственных, а затем всех остальных, которых я видела или о которых когда-либо слышала. Мама снисходительно улыбается. Разумеется, она насквозь видит мою уловку. Но не подает и виду.

Любовь к животным и к природе заложена в нас с колыбели. Часами брожу я в близлежащих садах. Мама любит фиалки; я приношу их ей, когда могу, и при этом расширяю свои познания, насколько это возможно. Деревья, цветы, редкие травы, грациозные бабочки, пчелы и муравьи для меня прекрасные объекты изучения, а гармония красок формирует вкус к прекрасному, равно как мое нерасположение ко всему яркому и кричащему.

Наряду с садами горы - предпочитаемый мной ландшафт. Я внимательно слушаю местных жителей, когда они рассказывают старинные предания и легенды; мое воображение разгорается.

И я учусь у них тому, для чего и в первую очередь от чего полезны и пригодны ягоды, растения и травы. "От каждой болезни - своя травка", - говорят старые крестьяне. Их аптека - природа, потому они такие крепкие.

Как и следовало ожидать, я хотела стать врачом. Мечте не суждено было сбыться. Но мое понимание натуральной косметики, несомненно, зародилось в кавказских горах.

Два воспоминания болью пронизывают мою чудесную страну детства.

В одном из садиков, который я, как "поставщица фиалок" для мамы, особенно облюбовала, наблюдаю за толстым шмелем; он, жужжа, перелетает с цветка на цветок гораздо более неуклюже, чем проворные пчелы, но действуя на меня успокаивающе. Его благодушное хлопотанье, его бархатная шубка зачаровывают меня.

Я не замечаю, как кто-то приближается.

Только когда тень накрывает цветы и шмеля, я поднимаю глаза. Передо мной старый садовник - маленький, сгорбленный, с всклокоченной густой бородой и острым личиком, ни дать ни взять гном. Я знаю его. Знакома мне и его несколько глуповатая ухмылка. Я киваю ему. Он не реагирует, а только пристально смотрит на меня...

На мгновение пугаюсь его взгляда. Заставляю себя быть спокойной.

- Посмотрите, какой милый шмель, - говорю я ему принужденно дружелюбно.

- Милый, да, да, очень милый, - хихикает он, уставившись на меня мутным взглядом.

Я пытаюсь убежать. Но садовник оказывается неожиданно проворным и сильным. Он хватает, обнимает и целует меня.

- Ты хорошенькая, Оля, - стонет он и прижимает к себе так, что у меня перехватывает дыхание.

Я кусаю его за руку и плюю в него.

Он вскрикивает от боли и ослабляет свои объятия. Я убегаю.

Первый поцелуй чужого мужчины внушает мне отвращение. Мужские ласки мне противны. Пока...

Даже папиным ласкам я поддаюсь, пересиливая себя: его поцелуи пахнут табаком, а борода колется. И то и другое мне решительно не нравится. Правда, пока...

И другое воспоминание словно вспышка молнии на безоблачном небе.

Дядя Женя, как мы, дети, зовем его, служит в армии. Он и выглядит так, как должно офицеру: крупный, стройный, спортивный, при этом хорошо воспитан и всегда весел. Мы знаем дядю Женю только веселым и улыбающимся. Он принимает участие в наших кругосветных путешествиях в корзинах еще лучше и дольше, чем папа.

Дядя Женя возвращается с папой после верховой прогулки. Он давно дружен с родителями.

Мама на этот раз после обеда не катается с ними, так как ожидает гостей и занята приготовлением к чаепитию и музыкальному вечеру. Она будет сама музицировать с папой и дядей Женей. Для литературной части вечера припасен сюрприз: Ольга Книппер-Чехова, жена дяди Антона, пообещала прочитать еще не опубликованный рассказ Чехова. Папа и дядя Женя немного опоздали; они приносят извинения маме и обещают поторопиться с переодеванием.

Первые гости уже беседуют в зале; среди них, как всегда, мамины поклонники.

С усмешкой косясь на галантных господ, папа говорит:

- Я люблю тебя за то, что ты - комета, а вот твой "хвост" не очень одобряю.

На секунду мама задета. Постоянно меняющиеся поклонники - часть ее жизни, с тех пор как она себя помнит. Ей никогда и в голову не приходит всерьез воспринимать этот "хвост". Да и папе тоже. Напротив: он гордится тем, что у мамы есть поклонники.

Отчего же тогда вдруг это замечание, отчего проскользнула эта горечь?

В скором времени папу переводят в Петербург. Мама и мы, дети, не сразу последуем за ним. Мама должна распродать имущество и затем сначала поехать с нами в Москву. Там мы должны будем ак-климатизироваться, прежде чем окончательно поселимся в Петербурге.

Итак, мама и папа будут в разлуке почти год.

Не опасается ли он московских поклонников?

Дядя Женя рассеивает эти мысли: он смеется своим звонким юношеским смехом над папиным замечанием о комете и ее хвосте.

Когда позднее папа, мама и дядя Женя вместе музицируют, от напряженности не остается и следа. Они, как и всегда, играют очень слаженно.

Позднее (тетя Оля уже прочитала рассказ Чехова) папа такой, каким его знают друзья: вежливый и уравновешенный. И когда мама на мгновение остается одна, он шепчет ей то, что всегда говорит, когда после минуты дурного настроения хочет выглядеть веселым: "Je t'aime, ma fleur d'amour..."*

Мама счастливо улыбается. Папа занимается гостями.

Он и не замечает, что несколько минут спустя мамы с дядей Женей уже нет в гостиной.

Мама направляется в кухню, собираясь дать еще несколько указаний прислуге. Дядя Женя следует за ней и просит выслушать.

- Непременно сейчас, дело не терпит отлагательства, - говорит он с особым значением.

Они выходят на террасу. Там можно поговорить без помех.

Дядя Женя предлагает ей "сделать окончательный выбор".

Мама не понимает.

- Вы не должны ехать, - говорит дядя Женя; он так серьезен и настойчив, каким мама его никогда не видела. - Останьтесь, мадам! Оставайтесь здесь с детьми, здесь, на вашей родине. Только здесь вы счастливы. Я знаю это!

Мама обескураженно молчит.

Дядя Женя принимает это молчание за знак согласия.

- С разводом вы можете не спешить, - продолжает он, - я готов ждать. Я готов ждать, как жду до сих пор, пока знаю, что вы остаетесь. Я люблю вас, мадам. И вы знаете это. И я люблю ваших детей. И это вы должны знать...

Лишь мгновение мама смотрит на дядю Женю смущенно. Потом смеется.

- Ну, Женя, - говорит она, продолжая смеяться, как будто не воспринимая всерьез того, что только что услышала. - Ну, Женя, - повторяет она, все еще смеясь и с жестом, словно собираясь добавить: "И что это вам взбрело в голову, вы, большой неразумный мальчик?.."