– Ты же в больнице должен быть, – произносит она с упреком в голосе.
– Нет, – мотаю головой, – я должен быть здесь. Рядом с вами.
– Откуда ты здесь взялся?
Мы сталкиваемся с ней взглядами.
– На такси приехал. – Пожимаю плечами. – Как она? – Нежно глажу Анютину горячую щечку.
– Не очень. Температура немного падала, а сейчас снова лезет вверх.
– Женя сказал, что все будет хорошо, – повторяю слова друга, пытаясь самому себе внушить уверенность.
– Мне страшно, – тихо отзывается Диана. – Страшно за нее. Страшно за них обоих.
– Мне тоже, – честно признаюсь я, глядя ей в глаза. Мне дико хочется обнять ее и прижать к себе.
– Ты же не заберешь их у меня? – с отчаянием спрашивает девушка.
– Конечно нет! – говорю громче положенного и снова перехожу на шепот. – Я что, ненормальный, забирать детей у женщины, на которой я хочу жениться?
– Честно? – Ее голос взволнованно дрожит.
– Честно не собираюсь забирать? Или честно хочу жениться? – уточняю я с абсолютно искренним недоумением и, склонив голову вбок, хлопаю на нее глазами.
– И то и другое. – Смущенно опускает взгляд.
В этот момент раздается стук в дверь, и в палату залетает Евгений:
– Значит так, друзья мои! План действий у нас такой…
23.
Давид
– Я посмотрел рентген. На снимке есть определенный рисунок. Но это, скорей всего, тень от тимуса. Сейчас я ее еще раз послушаю, – Женя снимает с шеи фонендоскоп. – Диана, раздевай Аню, – командует он.
Пока она готовит Анюту, я подхожу к другу:
– Это нормально, что она так дышит?
– Дава, – раздражается он от моей тупости, – у нее температура. Ее легкие пытаются остудить организм.
– Это выглядит пугающе.
– На себя посмотри при ОРЗ. Ты и без вируса сейчас выглядишь пугающе. – Бросает на меня внимательный взгляд. – Как сам? Выглядишь что-то не очень.
– Да нормально, – отмахиваюсь я. – Голова немного гудит, как церковный колокол.
– Тебе лежать надо, а не прыгать горным козлом.
– Сейчас все порешаю и поеду дальше лежать.
Диана раздевает Аню до подгузника и кладет ее пеленальный стол. Евгений подходит к ребенку и прикладывает к ее груди фонендоскоп. Прислушивается к ее дыханию. Малышка начинает хныкать от чужих холодных рук.
Мои отцовские инстинкты требуют немедленно забрать раздражитель от ребенка.
– Ты ей больно не делаешь? – одергиваю друга.
– Давид, помолчи пять минут, – зло шикает он. – Мешаешь. – Переворачивает малышку на бок и прослушивает спинку.
Аня переходит на плачь, а я прячу руки в карманы, потому что они так и тянутся оттолкнуть Жеку, взять ребенка на руки и прижать к себе.
– Так… Ну пока пневмонии нет, – делает друг профессиональное заключение.
– Слава богу! – Дина роняет лицо в ладони.
– Это пока нет, – строго добавляет Жека. – Может начаться. Ее надо будет слушать каждый день.
– И что же нам делать? – спрашивает Диана и начинает одевать ребенка.
– Могу отправить вас домой. – Он переводит взгляд с нее на меня. – Пока не вижу смысла вам находиться здесь. Это все-таки инфекционное отделение. Зачем вашим детям собирать чужие вирусы. У них своих хватает.
– Как ее лечить? – спрашиваю друга.
– Симптоматически. Температуру сбиваем. Нос регулярно промываем и прочищаем. Увлажнитель воздуха дома имеется?
– Да, – кивает Дина.
– Отлично! В комнате постоянно проветриваем и увлажняем. Кормим по требованию. А завтра я к вам приеду и снова ее послушаю. Все понятно? – Он наклоняется к Ане и игриво трогает ее за ножку.
– Да, – отвечает Диана и начинает суетливо собирать детские вещи, которые лежат на пеленаторе.
Я помогаю Диане собрать детей и отправляю их домой. А сам еду к родителям. Во-первых, мне надо взять ключи от своего дома. Во-вторых, поговорить со своей матерью.
– Я дома! – гремлю на всю гостиную.
Удивленный отец выходит из кухни с кружкой чая в руках и окидывает меня внимательным взглядом.
– Давид?! Ты как здесь оказался? Ты что, с больницы сбежал?
Этот вопрос я сегодня слышал слишком часто.
– Мама дома? – игнорируя его вопрос, задаю свой.
– Нет. Она к тёте Свете пошла, – говорит он и отставляет чашку в сторону.
– Позвони ей. Скажи, чтобы домой шла. Я с ней поговорить хочу, – скреплю зубами от злости.
– Я так и знал, что это добром не кончится. – Отец садится на диван и берется за голову.
Я выдыхаю и сажусь рядом с ним.
– Что именно? То, что вы решили, будто имеете право распоряжаться моей жизнью? Или то, то что мать решила отнять детей?
– Она в последнее время будто зациклилась на своем мнении. Вбила себе в голову эту дрянь про опеку. Ты же знаешь, у нее по всему городу связи. А тут ее подружка из загса вдруг нарисовалась.
– Какая подружка?
– Ну эта, которая там специалистом сидит. Вот она мать и надоумила. Свела ее с этой, как ее… – Щелкает пальцами в воздухе.
– С кем?
– С Дианиной бывшей свекровью.
– Что?! – удивляюсь я.
– Склочная она баба, – хмурится отец. – Они что-то там обсудили и решили детей поделить.
– Жесть просто! Что значит «поделить»? Это что, игрушки? Вещи?
– Я говорил матери об этом. А она мне все свою линию гнула, мол, той женщине надо ребенка в квартиру приписать. А для этого ее сын должен с Дианой расписаться и ребенка усыновить.
– Почему не двоих сразу?
– Двоих прокормить тяжело. Боится, что он не потянет. Без работы пока сидит.
Я слушаю его и просто офигеваю от всего этого бреда. Маразм чистой воды!
– Сын, я отговаривал ее от этого. Честное слово! – Для пущей убедительности папа прикладывает руку к груди.
– Пап, – устало мотаю головой, – у меня просто слов нет. Какой же мерзостью вы здесь занимались, пока я был в отключке!
– Как ты себя чувствуешь? – спохватывается отец.
– Шикарно! Здоров как бык. – Поднимаюсь на ноги. – Дай мне ключи от моего дома и что-нибудь из моих старых вещей. Я переоденусь, а то целый день в больничной одежде по городу мотаюсь.
– Ты был в городе? – удивляется он.
– Да. Аня заболела. Я в больницу к ним ездил.
– О, господи! Что-нибудь серьезное?
– У младенцев все серьезное.
В этот момент слышу щелчок дверного замка – мать вернулась от подруги.
– Давид! – с порога ахает она. Ее голос становится тоньше: – Ты что учудил?
– Я учудил?
– Ты с больницы ушел? – Снимает с себя пальто и бросает его на кресло.
Еще немного, и мои зубы от злости начнут крошиться.
– Да. Специально шел пешком, чтобы сказать тебе, что не позволю никому из вас лезть к Дине и нашим детям!
– Уже напела птичка на ухо, – горько усмехается мать.
«Напела» мне Виталина, но это не важно.
– Запомни, мама, – продолжаю я, и мы встречаемся с ней взглядами, – у моих детей есть мать! И я никому не позволю ее трогать и трепать ей нервы.
– Эта женщина тебе никто!
– Это пока, – киваю я. – Сразу, как только Аня выздоровеет, я поеду вместе с Диной в загс и укажу себя в строке «отец». А еще мы подадим заявление и как можно скорее распишемся.
– А как же Катя?
– Ты вообще нормальная? Адекватная?
Чтобы посмотреть мне в глаза, ей приходится запрокинуть голову.
– Ты грубишь мне, родной матери, из-за какой-то… – Хочет обозвать Диану, но, мазнув по мне взглядом, сдерживается, – женщины?
– Грубость – это меньшее, на что я готов ради этой женщины.
Она переводит дух. Цепко хватает меня за локоть:
– Значит, матери у тебя больше нет!
– А у тебя из-за твоих больных фантазий больше нет двух прекрасных внуков! И если ты до сих пор не поняла, что я вырос, стал материально независимым и что у меня своя жизнь, то у тебя явно проблемы с головой. Полечись!