Может быть, тогда, в тот подернутый знойной дымкой день, под раскаленным добела солнечным шаром мальчишка превратился в мужчину? Так или иначе, это сделал Рэй – сделал легко, с улыбкой.
Кэм услышал шаги за спиной, но не обернулся, продолжая смотреть на воду. Филип остановился рядом с ним.
– Почти все ушли.
– Это хорошо.
Филип сунул руки в карманы.
– Они приходили ради папы. Он был бы им благодарен.
– Да, наверное… – Кэм устало закрыл глаза и надавил пальцами на веки. – Но я исчерпал слова, не знаю, что говорить и как.
– Я понимаю… – Филип действительно поднимал брата, хотя красивые слова были его профессией. Он помолчал, наслаждаясь тишиной и морской прохладой после духоты переполненного людьми дома. – Грейс убирается в кухне. Сет ей помогает. Похоже, Грейс ему нравится.
– Она хорошо выглядит. – Кэм с трудом отвлекся от мыслей об отце: невозможно было думать о ком-то другом. – Трудно поверить, что у нее есть ребенок. Кажется, она развелась с мужем?
– Год или два назад. Он смылся перед самым рождением малышки Обри, – Филип со свистом выдохнул воздух сквозь сжатые зубы. – Кэм, нам надо многое обсудить.
Кэм узнал этот тон, означавший, что пора заняться делом, и мгновенно ощетинился.
– Я хотел пройтись под парусом. Сегодня хороший ветер.
– Проветришься позже.
Кэм повернул голову и вежливо возразил:
– Я предпочел бы сделать это сейчас.
– Поговаривают, что отец совершил самоубийство.
Кэм несколько секунд озадаченно смотрел на брата, затем вскочил.
– Что за чушь, черт побери?!
Филип с мрачным удовлетворением подумал, что ему все-таки удалось привлечь внимание Кэма.
– Говорят, что он нарочно нацелился на тот столб.
– Бред собачий! Кто это говорит, будь он проклят?
– Некоторые… и у них есть кое-какие причины. Это касается Сета.
– При чем тут Сет? – Кэм в ярости зашагал по узкому причалу. – Его считают сумасшедшим, потому что он взял мальчишку? Разумеется, безумием было брать любого из нас, но при чем тут несчастный случай?
– Я слышал, что Сет – его сын. Родной сын. Ведь мама не могла иметь детей… Кэм остановился как вкопанный.
– Господи, Фил, ты хочешь сказать, что он изменял ей? Что он спал с другой женщиной и она родила ему ребенка?
– Я этого не говорю.
Кэм подошел так близко, что чуть не уперся лицом в лицо брата.
– Так что же ты говоришь, черт побери?
– Я передаю тебе то, что слышал, – спокойно сказал Филип. – Мы не должны отмахиваться от этого. Нужно во всем разобраться.
– Разобраться?! Ты должен был разбить в кровь тот лживый рот, что посмел сказать это! Но у тебя кишка тонка.
– Думаешь, я не способен на то, что ты собираешься сделать сейчас со мной? Ты ведь именно так расправляешься с неприятностями? Просто колотишь, пока человек не заткнется? – Рассвирепев, Филип оттолкнул Кэма. – Рэй был и моим отцом, черт побери! Ты был у него первым, но не единственным.
– Тогда почему ты слушал эти враки и не заступился за него? Побоялся запачкать руки? Повредить маникюр? Если бы ты не был таким проклятым чистюлей…
Взметнувшийся кулак Филипа попал Кэму точно в челюсть. Удар был нанесен с такой силой, что голова Кэма резко откинулась назад. Он зашатался, однако сумел быстро восстановить равновесие и одобрительно кивнул:
– Ну что же, давай.
Филип в бешенстве стал стаскивать пиджак, но нападения с тыла не ожидал и, едва успев выругаться, свалился с причала в воду.
Отфыркиваясь, он вынырнул и смахнул мокрые волосы с глаз.
– Сукин сын! Ты, сукин сын!
Этан, сунув большие пальцы в передние карманы джинсов, спокойно смотрел, как Филип встает и бредет к причалу.
– Охлади свой пыл, – кротко предложил он.
– Этот костюм – от «Хуго Босса», – пробормотал Филип.
– Для меня это пустой звук. – Этан оглянулся на Кэма. – А для тебя?
– Он хочет сказать, что потратит целое состояние на химчистку.
– Ты тоже, – сказал Этан и неожиданным резким движением столкнул Кэма в воду. – Нашли время и место для драки! Когда вы оба вытащите из воды свои задницы и высушитесь, приходите поговорить. Я на время отослал Сета к Грейс. Выплюнув воду, Кэм прищурился:
– И с чего это вдруг ты стал главным?
– Мне кажется, я здесь единственный, кто сохранил здравый смысл.
Этан отвернулся и неторопливо зашагал прочь. Кэм и Филип ухватились за край причала и обменялись долгими сердитыми взглядами. Наконец Кэм вздохнул.
– Мы сбросим его позже, – сказал он. Восприняв эти слова как шаг к примирению, Филип кивнул. Подтянувшись, он сел на причал и развязал погибший шелковый галстук.
– Я тоже любил его. Как и ты. Как вы оба.
– Я знаю. – Кэм сдернул туфли и вылил из них воду. – Что-то я совсем расклеился. Ненавижу все это! Я не хотел смотреть, как его зарывают в землю!
– И все-таки ты был там. А это главное. Для него.
Кэм стянул носки, галстук, пиджак.
– Кто сказал тебе о… кто сказал все это об отце?
– Грейс. Услышала разговоры и подумала, что мы должны знать. Она рассказала мне и Этану утром. И она плакала. – Филип приподнял брови. – Все еще считаешь, что я должен был отколотить ее?
Кэм швырнул погубленные туфли в воду.
– Я хочу знать, кто все это начал и почему.
– Кэм, ты видел Сета?
Очевидно, ветер добрался до самых костей – иначе откуда эта неуместная дрожь?
– Конечно, видел. – Кэм нахмурился и двинулся к дому.
– Посмотри повнимательнее, – пробормотал Филип.
Когда двадцать минут спустя Кэм, обсохший и согревшийся, в свитере и джинсах вошел в кухню, Этан уже сварил кофе и достал виски.
Кухня была большой, уютной, с длинным деревянным столом в центре. Старая плита, потемневшие изрезанные поверхности рабочих столов. Несколько лет назад подумывали поменять плиту, но потом заболела Стелла, и о ремонте забыли.
На столе стояла большая плоская деревянная ваза, вырезанная Этаном в школьной мастерской. Она стояла на этом самом месте с того дня, как Этан принес ее домой, и чаще была заполнена письмами, записками и прочими домашними мелочами, чем фруктами, для которых была предназначена. Из трех широких окон без штор открывался вид на двор и залив за ним.
За стеклянными дверцами шкафчиков виднелась простая белая керамическая посуда, аккуратно расставленная. В таком же порядке содержались и все ящички. На этом настаивала Стелла. Она всегда говорила: «Если мне нужна ложка, я не собираюсь искать ее целый час».
Все было как прежде, только дверцу холодильника теперь не покрывали фотографии, газетные вырезки, записки, почтовые открытки и детские рисунки, прикрепленные разноцветными магнитами.
Кэм с болью в сердце подумал, что родители никогда больше не войдут сюда.
– Кофе крепкий, – заметил Этан. – Как и виски. Выбирай.
– Я выпью и то, и другое. – Кэм налил кофе в кружку, плеснул туда же «Джонни Уокера» и сел к столу. – Ну что? Больше не будешь меня бить?
– Я тебя не бил, просто немного привел в чувство. – Этан отошел к окну с нетронутым виски в руке. – Но я все еще думаю, что ты мог бы почаще бывать здесь в последние годы. Впрочем, если и не мог, теперь это уже не имеет значения.
– Этан, я не рыбак. Я делаю то, что умею. Они ждали от нас именно этого.
– Наверное, ты прав. – Этан никогда не мог понять желания сбежать из дома, из убежища. От любви. Но какой теперь смысл обсуждать это или продолжать возмущаться? Или обвинять. – Просто в доме много работы.
– Я заметил.
– Я, конечно, должен был заходить почаще и помогать отцу. Всегда кажется, что времени полно, а потом вдруг обнаруживаешь, что уже поздно. Задние ступеньки прогнили, надо их заменить. Я все собирался сделать это. – Этан повернулся к вошедшему в кухню Филипу: – Рассказывай ты, Фил. У тебя получится лучше и быстрее. Грейс вечером работает, поэтому может занять Сета только на пару часов.
– Хорошо. – Филип налил себе кофе и не стал садиться, просто оперся спиной о рабочий стол. – Говорят, что несколько месяцев тому назад к отцу приезжала какая-то женщина. Она явилась в колледж, устроила небольшой скандал, но в тот раз никто не обратил на нее особого внимания.