Выход на седловину гребня особых сложностей не представлял, но непосредственно от перемычки начался скальный бастион, прохождение которого потребовало серьезной скальной работы. При этом участков, особенно трудных для лазания, не встречалось, но почти все время надо было двигаться с крючьевой страховкой. Связки все время менялись, и каждый из шести участников нашей группы имел возможность идти первым. На вершине мы порадовались пройденному маршруту и дружно согласились с тем, что его сложность, несмотря на малую протяженность, вполне соответствует 5А категории трудности.
На этом была завершена программа нашей работы во исполнение поручения Федерации альпинизма, определенная еще в Москве. Но в тот год с собой в горы мы взяли группу детей, присматривать за которыми взялась Галя Кузнецова. Вот что вспоминает Галя о лете 1969 г.:
«Я много лет «бегала» по горам, но, наконец, настало время остановиться. Это получилось у меня совершенно естественно. Но совершенно неестественным было бы расстаться с нашей, сложившийся за многие годы, альпинистской группой (командой, братством, сообществом, семьей — никак не могу подобрать подходящего слова). К счастью, этого не произошло, и я смогла найти свое место и после окончания моих спортивных восхождений.
Летом 1969 г. академические альпинисты в очередной раз отправились в горы. Женя Тамм пригласил меня поехать тоже, но не для участия в серьезных восхождениях, а для присмотра за четырьмя «малолетками» 14—18 лет. Это были Женин сын Никита, Леша Куликов, Юра Калачев и мой сын Саша Спиридонов, который только что неудачно сдал весеннюю сессию в институте, и на семейном совете было решено, что ему нужно обязательно сменить обстановку, чтобы прийти в себя.
На нас пятерых было выделено две палатки. Мы поставили их входами друг к другу на пригорке, немного в стороне от других палаток. Со мной в палатке никто жить не захотел, и все четверо ребят расположились вместе — в тесноте, да не в обиде. Все четверо были очень разными, и им было очень весело вместе. Рассказывать, что обсуждалось в соседней палатке, я, конечно, не могу. Скажу только, что больше всего меня поразил Леша Куликов. Он знал множество стихов и особенно хорошо читал баллады Алексея Константиновича Толстого. Когда я спросила Лешу откуда он все это знает, он произнес «А это все от моей бабуси, Софьи Яковлевны». И я порадовалась и за Лешу, и за его бабушку.
Наше участие в общей жизни экспедиции заключалось не только в том, что мы дежурили наравне со всеми. Несколько раз мы выходили на занятия — снежно-ледовые и скальные. Ребята учились лазать по скалам, подниматься по веревке на стременах с жумарами (приспособления,позволяющие жёстко зажимать веревку) и спускаться дюльфером». Для мальчишек лазание по скалам было увлекательнейшим занятием, особенно, когда пришлось осваивать работу с веревкой под руководством таких инструкторов, как Лева Калачев или Мика Бонгард. На снежных занятиях надо было научиться останавливать свое падение с помощью ледоруба («зарубаться»), но главным развлечением было обучение глиссированию (то есть спуску скольжением на ногах, как на лыжах). Когда мой Сашка взял ледоруб и начал глиссировать, я ахнула. Стоявший рядом Вильям все понял: Сашка глиссировал в точности так же, как это делал его отец, Володя Спиридонов. Но Сашка никогда этого не видел и не мог подражать отцу! Видимо, вся эта довольно сложная координация записана на генном уровне.
Для ребят не было предусмотрено восхождения на какую-нибудь вершину. И я не помню, чтобы они как-то этого хотели. Но мы участвовали в забросках и провожали группу восходителей на Сахарную голову, несли их груз на подходе к вершине. В тот выход ребята вполне могли представить себе, что такое альпинистские нагрузки. А в остальное время они могли делать то, что им хочется. И я отметила, например, что Сашка «помолодел» лет на пять и резвился, как 12—13-летний мальчишка, сбросив груз всех городских забот. Точно так же, как это делали мы, взрослые, каждый год уезжая в горы.
Я часто удивлялась, почему никто из наших детей не стал заниматься альпинизмом по-настоящему. Наверное, им было достаточно того, что они побывали в горах и увидели все своими глазами и даже познакомились с какими-то альпинистскими навыками. А, может быть это результат того, что они знали о многих случаях аварий в горах и пережили гибель очень близких людей? Но тогда почему они никогда не упрекали нас за нашу безрассудность? Объяснить это они не могут даже сейчас, когда стали уже взрослыми людьми. Но должна признаться — я благодарю судьбу, что мои сыновья не стали альпинистами».