Природа безмолвствовала. Успокаивающая тишина охватила горы. Солнце начало пригревать склоны, и время от времени мимо проскальзывали по льду не то мелкие камушки, не то льдинки. Обе связки работали молча и сосредоточенно. Это были минуты наслаждения альпинизмом — ты работаешь и всеми порами чувствуешь свободу и единение с природой, ощущая себя маленькой ее частью...
Неожиданно мне показалось, что мимо нас, справа сверху вниз налево просвистел по льду камень. Мгновением позже я услыхал снизу страшный, разрывающий тишину, скрежет металла об лед. Не понимая еще, что это значит, не поворачиваясь, бросил взгляд назад. Только что там были ребята, сейчас на ледовом склоне их нет. Но тут же над скалами, замыкающими склон, взметнулось сначала одно тело... и исчезло, и почти сразу же, очевидно, выброшенное рывком веревки или ударом о камни, второе... и тоже исчезло. Вновь воцарилась пронизывающая тишина.
...Действуя совершенно бессознательно, завернул ледовый крюк, подстегнул к нему самостраховку и только тут посмотрел на Олега. Он был выше меня по склону и, как оказалось, сделал то же самое. Несколько мгновений мы смотрели друг на друга, не нарушая тишины. Я заметил, что Олежка как-то сразу почернел.
...Потом мы с Олегом медленно спускались на перемычку гребня, непрерывно забивая крючья даже там, где можно было идти одновременно и без страховки. На перемычке сбросили рюкзаки, достали все оставшиеся у нас крючья и начали спускаться по линии падения ребят...
...Шли, наверное, с излишней осторожностью по крутым скальным выходам и ледовым сбросам. Под ногами хорошо просматривался ледник бокового короткого ущелья.
...Спустившись на несколько веревок, мы начали находить следы падения тел Кули и Мики. Вскоре стало очевидно то, что было ясно с самого начала, — они погибли, разбиваясь о скалы, еще в начале падения по стене. По нашим оценкам, глубина падения до ледника была не менее 800 м. Дальнейший спуск не имел смысла — уже некому было оказывать помощь.
Мы вернулись на перемычку и пошли вниз по пути нашего подъема. Спускались молча, почти, как автоматы. В памяти полнейшая пустота. Помню только обсасывание мокрых скал, которые начали попадаться ближе к леднику. Жажда и пустота — вот все, что было в нас...
В базовый лагерь вместе со спасотрядом мы пришли уже под утро. Здесь никто не спал. Надо было начинать с самого трудного и неизбежного. Я пошел в палатку к Леше — Кулиному сыну. Он переживал трагедию, как взрослый мужчина. Несмотря на возраст, мужества и выдержки у него было не меньше, чем у отца. Но все равно, смотреть на него было невыразимо тяжело. А надо было побороть в себе жалость и общаться с ним без сюсюканья, как со взрослым. Здесь в лагере вместе с ним был и мой сын Никита, которому в том году исполнилось 16 лет. Все это время ребята не знали, кто именно погиб и есть ли их отцы в спустившейся двойке. Понимаем ли мы до конца, какие глубокие рубцы на сердце и в их памяти оставляют такие переживания!
Невозможно не вспомнить здесь, что зимой 1960 г., во время нашего зимнего траверса Домбай-Ульгена, подобные переживания выпали на долю Игоря Евгеньевича, моего отца, который был тогда внизу на Домбайской поляне. Ничего не скажешь, нелегкая судьба у наших родных и близких».
На следующий день ранним утром мы направились в то боковое ущелье, куда упали ребята. Проход туда был не очень сложным технически, но опасным, так как узкая горловина ледопада, ведущая на верхний ледник, интенсивно простреливалась камнями с крутых скальных стен. Тела Мики и Кули, туго спеленутые страховочной веревкой, мы обнаружили практически сразу на снежном выносе, метров на сто выше цирка ледника. Разрезали веревку, завернули каждое тело в палатку и спустили на ледник.
О том, чтобы транспортировать погибших вниз, на тропу, не могло быть и речи. Для этого пришлось бы преодолеть опаснейший участок ледопада, лавируя с тяжелейшим грузом между трещинами под обстрелом камней, Да и нас было слишком мало для такой работы — всего семь человек. Риск был неоправданно велик, и мы захоронили ребят временно в ледниковой трещине, отложив окончательное решение об их погребении до консультации с родственниками.
В следующем, 1972 г., мы снова приехали в Матчу и, по согласованию с родственниками, перезахоронили тела Мики и Олега в том же ущелье, закрепив рядом на валуне металлическую пластину с их именами. А внизу на зеленой поляне в кармане основного ледника, откуда начинается тропа, ведущая на пик 25-летия ПНР, на плоской поверхности огромного скального выхода, крупными буквами выбили, кроме имен и дат жизни, памятную надпись: «Им было дано трудное счастье — всегда и во всем идти к вершинам» (текст был предложен Ириной Рудневой).