Жизнь в стройотряде мало похожа на жизнь в горах. Конечно, приходилось вкалывать по 10 часов в день, с двумя выходными на 40 дней, но на самом деле эта физическая нагрузка не идет ни в какое сравнение с тем, что нам приходилось испытывать на сколько-нибудь серьезном маршруте. По-настоящему радовало то, что рядом, в той же бригаде или в соседней, я видел все те же хорошо знакомые лица друзей, и тогда уже не имело значения, что конкретно надо было делать — замешивать бетон или вырубать отбойными молотками куски старого фундамента, класть стяжку на бетонные плиты моста или просто копать ямы и траншеи. Главное — мы и здесь жили общей жизнью, не столь упоительной, как в горах, но в таком же тесном дружестве.
Во времена нашей работы на службе у строительно-монтажных управлений (СМУ) Приморья и Сахалина случалось немало забавных историй. Об одной из них, пожалуй, стоит рассказать.
Как-то на Сахалине моей бригаде было поручено выкопать траншею длиной 350-400 м, глубиной 60 и шириной 40 см для прокладки телефонного кабеля. Работали мы с раннего утра до темноты с коротким перерывом на обед. Местное население смотрело на нас с удивлением — интенсивность подобной трудовой деятельности была уж очень непривычной, и, по общему мнению, причина трудового энтузиазма объяснялась просто: нас привезли на исправительно-трудовые работы для того, чтобы мы заработали себе УДО (условно-досрочное освобождение). Видимо, это мнение находило подтверждение в том, что в наших разговорах часто звучало слово «УДО», относившееся, однако, не к статусу, а к совершенно конкретному человеку, сотруднику Института в Черноголовке Удо Гольдшлегеру, тоже участнику наших земляных работ.
В один из таких трудовых дней, ближе к вечеру, мы увидели группу женщин, судя по их виду возвращавшихся из бани. С ними было и несколько мальчишек младшего школьного возраста. Когда они поравнялись с нами, одна из теток показала на нас пальцем и, обратившись к какому-то малолетке, сказала нравоучительно: «Вот, Серега, посмотри на них, им ведь тоже с детства твердили: учись, учись, учись, а они своих родителей не слушались!»
Мы были в полном восторге и веселились от души. Еще бы — ведь в моей бригаде было два доктора наук и четыре кандидата, включая все того же Удо Гольдшлегера, нашего «УДО».
Естественно, что в тот день наша работа прекратилась, и мы отправились в ближайшую забегаловку пить пиво. Кстати сказать, пиво на Сахалине было отличное, да и публика в этом заведении относилась к нам с большим уважением, как к настоящим трудягам, и всегда освобождала для нас отдельный столик.
Но выкопать траншею — это было полдела. Требовалось еще, чтобы нам заплатили за эту работу, как надо. Дело в том, что по условиям нашего найма мы обязались выполнять любые виды работ, а СМУ обязалось платить нам по 35-40 рублей в день (это было примерно в три раза больше, чем зарабатывал в те времена доктор наук в академическом институте).
Но было еще одно условие — мы сами должны были «закрывать» наряды на наши работы так, чтобы стоимость работ позволяла выплачивать нам указанную сумму.
Это было довольно несложным делом для относительно дорогостоящих видов деятельности — укладка бетона или плотницкие работы. Однако земляные работы стоили очень дешево, и чтобы «накрутить» расценки для этих работ, требовалось использовать все мыслимые и немыслимые повышающие коэффициенты для «особо сложных случаев». Сначала нам удалось поднять стоимость нашей работы, указав в наряде, что трасса проходила по лесистому участку (что было правдой, поскольку деревьев по пути было много), а грунт был скалистый (что было уже из области фантастики). Но этого оказалось недостаточно, и был учтен еще один коэффициент — для «грунта, прилипающего к лопате». В СМУ немало удивились открытию нового термина — «скалистый грунт, прилипающий к лопате», но, следуя условиям найма, заплатили нам сполна.