Полагаю, что среди моих читателей нет ни одного, кто хотя бы раз не был в майском байдарочном походе, и это избавляет меня от необходимости рассказывать, насколько это все бывает прекрасно. Скажу только, что эти походы начались еще во времена нашей молодости, в середине 1950-х, и без пропусков продолжались до конца 1990-х гг., когда такие походы начали организовывать наши дети. За это время мы объездили все или почти все места в пределах ближнего и дальнего Подмосковья, и, кажется, здесь не осталось ни одной речки, где бы мы не побывали. Обычно во время этих выездов Боб назначался «адмиралом», изредка уступавшим мне эту честь. Что касается Е. Тамма, то он, хотя и именовался, как всегда, начальником, но с видимым удовольствием не вмешивался ни во что происходящее, как самый что ни на есть рядовой.
Не могу не вспомнить о той особой роли, которую играл Андрей Мигулин в организации этих походов. Он не любил повторений и всегда старался выискать на карте какие-то никому не ведомые речушки. Довольно часто оказывалось, что на самом деле это были просто крупные ручьи и требовалось немало усилий, чтобы прорубить путь через кусты и завалы деревьев, чтобы добраться до более-менее приличной воды. Однако иногда в результате подобного рода авантюрных вылазок мы оказывались в совершенно замечательных местах. Такой неожиданной находкой оказалась речка Нарма, неподалеку от Тумы, в стороне от основного шоссе на Спас-Клепики. На всем протяжении маршрута по этой речке, а это 40-50 км, нет ни одной деревни и по берегам идет сплошной смешанный лес со множеством мест для стоянки. Очарование этих мест было настолько сильным, что, изменяя нашим обычаям, мы еще несколько раз прошли по Нарме, и до сих пор наши дети предпочитают на майские праздники отправляться снова и снова в те края.
Общее полотно нашей жизни дополнял «День дежурного», который отмечался, как правило, 26-го числа каждого месяца, начиная с 26 июля 1961 г. Естественно, что подобный обычай, даже при наличии общего желания его соблюдать, может существовать лишь в том случае, если кто-то возьмет на себя заботу вовремя определиться с тем, кто будет очередным дежурным, и всех оповестит об этом. Первые годы это делала Галя Кузнецова, ну а дальше эту заботу взяла на себя Валюша Горячева, которую Боб тут же окрестил «наша бандерша» (то есть содержательница притона, одесск.).
Не берусь утверждать, что эти ежемесячные встречи были чем-то вроде интеллектуальных салонов, где обсуждались последние новости из мира искусства или «вечные» проблемы человеческого бытия. Все было гораздо более приземленным. Разговоры обычно вращались вокруг личных интересов, дел и забот каждого из нас, но неизбежно переходили на то, что всех волновало в окружающей жизни — события в стране и мире и вообще на политику.
Общим для нас было критичное отношение к советскому строю, чем и определялись оценки конкретных событий и действий властей. Конечно, обсуждалась и вся история с «Доктором Живаго» Пастернака, и «Один день Ивана Денисовича», а позднее и другие самиздатовские романы Солженицына, и Карибский кризис, и ссылка Сахарова, и ввод войск в Чехословакию, а потом и в Афганистан — в общем традиционный набор тем разговоров на обычной диссидентской «кухне» того времени. Чаще всего инициаторами таких разговоров были Олег Брагин, Вадим Ткач или я. Накал полемики резко возрастал, когда в спорах принимали участие Саша Балдин или Игорь Щеголев, с их повышенной эмоциональностью в сочетании с выдающимися способностями к аналитическому мышлению. С наступлением эпохи перестройки дискуссии стали особенно горячими и четко обозначились сторонники и противники партии Ельцина — Гайдара — Чубайса и проводимых ими реформ, хотя надо признать, что среди нас не было никого, кто бы жалел о коммунистическом прошлом. Боб Горячих со свойственным ему здравомыслием был менее всех склонен слишком уж серьезно относиться к политическим баталиям того времени. Что касается Жени Тамма, то он, хотя и разделял наши диссидентские взгляды, крайностей не переносил и вообще не любил включаться в эти споры, справедливо полагая, что политика — дело настолько грязное, что не заслуживает обсуждения. А когда время перестройки закончилось и ушли в прошлое персонажи этого исторического действа, споры о политике стали неинтересны и сами собой почти прекратились, к вящему удовольствию нашего начальника.