Вряд ли мне стоит рассказывать подробно о спортивной стороне экспедиции и о технических подробностях тех или иных из сделанных нами восхождений. Мне просто хотелось бы в этом очерке вспомнить о наиболее примечательных моментах нашей жизни в тот год и попытаться передать ее общий настрой. Обо всем этом очень неплохо сказано в дневнике Вали Горячевой, который лежит сейчас передо мной, но у меня нет возможности привести его полностью. Поэтому я просто попробую рассказать о тех впечатлениях, которые частично сохранились в моей памяти, а частично возникли от чтения Валюшиного дневника.
Общий план спортивной работы экспедиции был довольно стандартным. На подготовительном этапе необходимо было забросить основной груз на перевал Абдукагор, далее перебросить его в штурмовой лагерь непосредственно под пик Фиккера, после чего предполагалось разведать и выбрать маршрут восхождения. Хотя именно это восхождение было заявлено как основная спортивная цель экспедиции, мы считали не менее важным, чтобы все участники экспедиции имели возможность сделать по два-три восхождения на шеститысячники.
Акклиматизацию, необходимую для работы на большой высоте, мы получали в ходе многодневных упражнений в переноске тяжелых рюкзаков из базового лагеря у озера на высоте 3700 м на перевал Абдукагор, что и составило основное содержание первой недели нашей жизни в горах. Эти дни протекали по однотипной схеме: с утра каждый получал 15—20 кг груза (девушкам доверяли нести не более 10 кг), и затем все вместе или отдельными группами мы шли наверх с тем, чтобы сначала все складировать в промежуточном лагере на высоте 4300 м и далее постепенно переносить груз на перевал (5050 м).
Сначала на перевале всем было очень скверно, и выражение Джерома К. Джерома «общая нерасположенность к работе любого рода» довольно точно передает наше состояние и настроение. Но в этом не было ничего необычного для таких опытных высотников, как Боб Баронов и Дима Дубинин, которые за год до этого были в экспедиции Ерохина на пик Победа, да и мы с Микой были не новички на высоте и тоже четко себе представляли, как справляться с горной болезнью.
Наиболее надежное лекарство в таком случае (как и во многих других трудных случаях жизни!) — это тяжелый физический труд. Итак, достали из рюкзаков лопаты и дюралевые пилы для снега, подобрали подходящий участок крутого снежного склона и — вперед, на рытье пещеры. Нельзя сказать, что все восприняли приглашение к труду с пониманием, очень уж противна была изначально сама мысль о том, что надо встать с рюкзака и что-то делать. Однако пример «ветеранов»-высотников все-таки подействовал, и после одного-двух часов трудовой деятельности все симптомы «горняшки» исчезли, появилось даже что-то вроде эйфории — одним словом, жизнь снова повернулась к нам своей привлекательной стороной. Ну а наутро, после ночевки в пещере уже стало казаться просто странным, отчего же накануне нам так было плохо.
В последующие дни на перевал было занесено более 500 кг груза, расширена полезная площадь самой пещеры и сделаны отсеки для склада и кухни. Не были забыты и туалеты — при полном отсутствии каких-либо естественных укрытий (вокруг простиралась снежная равнина) и двуполом составе участников этот вопрос не мог быть отнесен к разряду второстепенных. Как почти философски заметил Гена Филимонов в ответ на мое предложение возглавить строительство этих сооружений: «Хорошо, что полов только два. А что было бы, если бы их было, к примеру, пять?»
После недели забросок мы снова собрались в лагере у озера. Теперь нам надо было прежде всего наметить план тренировочных восхождений второго выхода. Целый день тренерский совет, в котором были Мика Бонгард, Валя Цетлин, Олесь Миклевич и я, сидели за «пасьянсом», соображая, кто с кем и куда пойдет. Вариантов десятки, каждый вроде неплох, но ведь надо учесть и квалификацию, и опыт, да хорошо бы и пожелания участников. В конце концов, после двух-трех неудачных попыток и выслушивания разного рода возражений от недовольных, «сердце успокоилось», и никто не был забыт, и все оказались устроенными по группам с учетом взаимных интересов.