Прождав пару дней, Юлий решил отказаться от своих восхожденческих планов и уйти вниз, оставив в лагере записку примерно следующего содержания: «Был здесь три дня с 17 по 19 августа. Продукты давно кончились. Съел банку крема «Нивея». Пока жив. Ухожу в Ляхш через перевал Шини-Бини. Юлий Назаров». Надо сказать, что путь до Ляхша, ближайшего поселка, откуда возможно уехать или улететь в Душанбе, занимает не менее трех дней, причем на этом пути надо не только пройти через перевал высотой в 5200 м, но еще суметь переправиться через пару серьезных горных рек.
На поляне Сулоева экспедиция москвичей все-таки появилась, но лишь через несколько дней после ухода Юлика. Его записку прочли, очень удивились содержанию, но никто из ребят не имел ни малейшего представления о Юлии Назарове, и было совершенно непонятно, надо ли что-нибудь предпринимать в связи с прочитанным. После того, как москвичи благополучно сделали восхождение на пик Коммунизма и вернулись в Москву, они поинтересовались у нас, знаем ли мы что-нибудь о Юлии Назарове и о том, смог ли он добраться до Ляхша. С Юликом был более всех близок Вадим Ткач, и он немедленно выяснил, что Юлий уже две недели, как должен был выйти на работу, но никто ничего о нем не знает. Вадим проявил бешеную активность, и через два дня десять человек из альпсекции СКАН летели в Душанбе с полным набором альпинистского снаряжения и запасом продуктов на две недели. Оттуда вертолетом нас забросили на поляну Сулоева, к последней точке, где Юлий отметился своей запиской.
Было уже 13 сентября, в горах резко похолодало, приближалась зима, и времени для поисков было в обрез. Несколько дней мы потратили на то, чтобы просмотреть внимательно то боковое ущелье, которое вело к перевалу Шини-Бини. Никаких следов пребывания там кого бы то ни было не обнаружилось. Оставалось одно: подняться на перевал в надежде найти там хотя бы записку. Пошли наверх в двойке: Олег Брагин и я. Путь на перевал от ледника начинается парой огромных подгорных трещин, за ними довольно крутой лед, а дальше крутые и сильно разрушенные, местами обледенелые, скалы. Хотя особых сложностей на этом пути не было, но пришлось идти в кошках и, конечно, с попеременной страховкой. Довольно трудно было представить себе, как Юлий мог проделать этот подъем в одиночку.
На перевал (5200 м) мы выбрались только к вечеру и на седловине часа полтора искали тур с возможной запиской. Ни тура, ни записки где-либо в камнях там не было. Вывод следовал однозначный — Юлий здесь не проходил и, следовательно, пропал где-то на пути к перевалу. Палатку мы с собой не взяли, за что и были наказаны. На спуске мы попали в сильнейший камнепад, который нас загнал в укрытие под скалой, где мы и провели всю ночь, сидя на рюкзаках и не давая друг другу уснуть, дабы не поморозиться. Словом, стандартная «холодная ночевка», но только на высоте выше 5000 м.
Рано утром, пока скалы не прогрелись и не «ожили», мы поспешили вниз, где на леднике нас ждали Вадим Ткач, Боб Горячих и Андрей Симолин. Теперь, когда определилось, что Юлий до перевала не добрался, можно было сделать только одно — повторно, и как можно более тщательно, обследовать ледник. Прошел уже почти месяц с того дня, когда Юлий мог здесь появиться. Поиски, которые мы вели еще два дня среди открытых и закрытых трещин ледникового цирка, а также в районе подгорных трещин у склонов, ничего не дали. Да и трудно было ожидать, что после прошедших снегопадов на поверхности ледника могли бы сохраниться какие-либо следы, если человек угодил в одну из десятков имевшихся там трещин.
Все, что мы смогли сказать в Москве родным Юлия и его друзьям в Институте математики, что он погиб, по-видимому, провалившись в трещину на леднике на подходе к перевалу Шини-Бини. К сожалению, в горах нередки случаи, когда человек так погибает, что невозможно не только его найти, но даже просто обозначить место гибели. Я не был близко знаком с Юлием, но всегда отдавал должное его необыкновенному упорству, закалке и силе воли, и, конечно, прискорбно, что так закончилась жизнь этого незаурядного и, судя по всему, очень одинокого человека.
Вернемся теперь снова в 1960 г. на перевал Абдукагор. С перевала нам предстояло прежде всего перенести наш лагерь в цирк ледника под пик Фиккера, ближе к району намеченных восхождений этого выхода. Для этой цели лучше всего подходили сборные сани, сделанные из горных лыж. К сожалению, в это время установилась довольно теплая погода, за ночь снег как следует не промерзал, и даже ранним утром было довольно мучительно тащить тяжелогруженые сани, постоянно проваливавшиеся в снег. Со стороны было, наверное, занятно наблюдать, как шестеро мужчин натягивают свои постромки, почти ложась на снег, сзади им активно помогают женщины, и время от времени все дружно валятся в снег, чтобы чуть-чуть передохнуть. Как утверждал Мика, хорошо помнивший рассказы Джека Лондона о Клондайке, именно так протекала перевозка грузов на собаках в далекие времена «золотой лихорадки». Для полноты картины не хватало только погонщиков, не очень жалеющих своих собак.