А тут, на уроках, Василий Алексеевич, по школьной кличке Вась-Вась, блистал, как никто другой из педагогов. Я, пожалуй, для начала предоставлю слово Диме Мирошнику. Когда я признался ему, что очень хочу, но никак не решаюсь написать о нашем общем учителе, то он прислал мне вот что: Если будешь писать о Василии Алексеевиче, то я могу добавить тебе несколько штрихов. Он был совершенно определённо самым ярким преподом в нашей школе. Его глубокий баритон, которым он пользовался очень умело, мог привлечь внимание даже глухого. Он очень любил Шаляпина, и я помню, как однажды он пригласил нескольких ребят из нашего класса к себе домой послушать пластинки Шаляпина из его коллекции.
Не помню, как он отбирал приглашённых, но я туда попал. Это было скорее летом после 9 класса, значит, в 55-м году. Он жил в старом деревянном доме на улице, названия которой я напрочь забыл, но она была параллельна Цюрупе и где-то недалеко от Чернышевского. Помню, как он подпевал Шаляпину и даже пытался подменить его…
У него была негнущаяся правая нога и очень сильные красивые мужские руки. Сам он был жилист, смугл, тонконос, а в глазах всегда блестела озорная искорка. Юморил он всегда очень толково, правда, не все в нашем классе могли оценить его юмор.
Он преподавал нам историю, логику и Конституцию (был в моё время такой предмет). Его уроки были настолько нешаблонны, что все мы слушали его очень внимательно. На его уроках почти всегда была отличная дисциплина. Сейчас я понимаю, что в нас он находил некоторое утешение, мы были для него неким лекарством от той вонючей и лживой атмосферы, царившей в стране. Его нельзя было назвать ни диссидентом, ни борцом за справедливость. Скорее он был умным и осторожным человеком, знавшим правду. И поверял её тем, кому доверял.
Как-то однажды, говоря об истории, как науке, он сказал, что служит у проститутки — к тому времени уже вышло несколько редакций "Краткого курса", пошла кампания по пересмотру роли Сталина…
А представь себе урок логики, когда он демонстрирует нам образцы логических конструкций:
— Посылка: Женщины, носящие больше 20-ти пуговиц на платье — дуры. У Марьи Ивановны 25 пуговиц на платье…
И тут весь класс радостным 40-голосым хором:
— Марья Ивановна — дурра-а-а!
Василий смеялся вместе с нами…Взахлёб…
Вот, может быть, и у вас мелькнет слово, которое всплыло из глубин подсознания у меня — лишний человек. Мне как-то кажется, что оно не обязательно связано с исторической обстановкой николаевского царствования. Просто везде, где яркий, незаурядный человек по определению не востребован временем и местом — будет то же самое.
Секс, " наука страсти нежной", забравший под себя не только свое законное место, но и сектор сознания, запрограммированный под профессиональную деятельность; бухалово, " вошел — и пробка в потолок", " безвременье вливало водку в нас"; тяга куда-то, лишь бы не сюда, " им овладело беспокойство, охота к перемене мест", " а я еду за туманом, за туманом…". Ну, и так далее.
А человек был, действительно, незаурядный. Владеющий словом, что у наших педагогов редкость. Юмор у него, по правде говоря, был достаточно сильно адаптирован к аудитории. Была в нашем классе милая девочка Инна Бернштейн. Разумеется, для нее и ее подружек, как для всяких нормальных девушек, любой повод пожужжать был подарком. На Васиных уроках истории и обществоведения это пресекалось окликом, правильно Дима написал, очень красивого и глубокого голоса: 9 — Ну вы там, Бернштейн и бернштейнианцы! Конец дискуссиям!
Надо сказать, что благодаря обстоятельству последней десятилетки, собравшему в школе не самых слабых старшеклассников со всего города, общий уровень у нас был повыше среднесоюзного стандарта. Дело, как мне представляется, было не столько в способностях, сколько, как замечательно сформулировано в одной статейке[2] — в мотивированности.
Способности, конечно, играют свою роль. Но уж для одоления школьного курса с запасом плавучести какие такие нужны особые таланты? Конечно, тема о мотивированности, заинтересованности школьника в знаниях болезненная. Возникает вопрос о неумелости либо равнодушном воздержании родителей и учителей — гораздо для самоуспокоения лучше, если вся фишка в генетически обусловленных дарованиях, с которыми все одно ничего не поделаешь. В то время в Союзе были в моде точные науки — вот вам и взрыв дарований в этой области. История в число уж очень любимых наук не входила, поскольку к нашему времени насчет ее продажности специально говорить не приходилось. Так что она держалась скорей на личной популярности Василия Алексеевича. Сколько я понимаю, на прекрасную половину старших классов действовало еще и его обаяние с ярко выраженной эротической струной. Доходило ли дело до конкретных романов — сомневаюсь. А впрочем? Во всяком случае, в ночь выпуска, предшествующего нашему, куда меня привели из палатки пригородной геодезической партии собственные контакты по этой же части, девки липли к нему, как нынешние тинэйджерки к рок-звезде. Я даже маленько приревновал свой собственный предмет интересов к этому, как мне однозначно представлялось, старику.