Вернемся на Гудермесскую КС. Пожурил мой приятель дедка за его рацуху, объяснил, что за незаконную врезку в пятидесятиатмосферную магистральную трубу можно свободно получить до семи лет, и предупредил, чтобы больше разговоров на эту тему не заводил, а то будут неприятности. И, с чувством выполненного долга по спасению старика от беды, уехал в Нефтекумск, готовить дело к переезду своей бригады после окончания работ на Гудермесской КС. Вернулся, закончили работу, подписали акты, обмыли с ребятами — и на новое место. Географические названия эти — Гудермес, Нефтекумск, Буденновск — в последующие десятилетия стали очень широкоизвестны благодаря предприимчивым внучатам смышленого аксакала. Но, на всякий случай, напомню, что новая площадка от старой километрах в двухстах, часа три по сравнительно приличной дороге. Вот по этой дороге пришлось через месяц ехать Малику на попутке после матерного звонка с предыдущей компрессорной. Оказалось так, что в кабинете начальника возник тот самый аксакал со словами:
— Нашальник, в твоей большой трубе совсем газа мало стало.
— А ты откуда знаешь?
— Ко мне в сад совсем плохо доходит. Раньше хорошо было — теперь плохо. Совсем слабо горит.
Что доходит, как доходит? Дед колется, что у него в саду проведен маленький желтый трубка, прямо до газовой плиты. Начальник на глазах начинает седеть. Сверление и отвод в магистрали — это, в любом случае, куча неприятностей — а если авария?
— Кто трубку проводил, где эта трубка?
— А вот те малшики, что три недели назад уехали. Хорошо горело, пока в большой трубе газа хватало, а вот теперь, когда в большой… Совсем плохо стало.
Звонят в Нефтекумск, находят там на заводе Малика, простым русским языком объясняют, что дела яман и чтобы приезжал быстрей паровоза. А пока мой приятель едет в недоумении и догадках о происшествии, дело начинает рассеиваться естественным способом.
Пришли в дедов сад — действительно, стоит плита, к плите подведена восьмерка-красномедка, но горит, честно сказать, слабенько, правильно аксакал недоволен. Начали копать вдоль подводящей трубки и, уже за забором, через дорогу выкопали зарытый в яме большой пропановый баллон. Ну вот, по нему-то, типа, как Кювье по костям, восстановили событие преступления. Получалось так, что после первого отъезда Малика в Нефтекумск, его орлы на четыре дня остались без бдительного бригадирского присмотра. Вот тут-то их и соблазнил коварный чечен, пообещав деньги и трехлитровую банку коньячного спирта. Насчет недопустимости врезки в магистраль они, конечно, тоже знали — но если мой приятель на этом тему закрыл, то у несколько одуревших от недопития и нехватки сговорчивых баб пролетариев заработала техническая мысль и в итоге дедку было сказано:
— Ладно. Волоки банку и двести рублей. Можешь покупать плитку, завтра вечером все сделаем. Подведем газ, пользуйся.
Оно и работало бы месяца полтора, пока они все улетели бы в практически недосягаемый Узбекистан на Мубарекский ГПЗ, если б обрадованный доступностью газа хозяин не стал эксплуатировать свою новинку в хвост и в гриву. Ну, от сердца отлегло. Приятель мой вернулся к своим бригадникам, собрал их и объявил:
— Значит, так! Кто главный — не спрашиваю. Если сейчас не вернете бабаю две сотни — менты спросят. Если надо, по личному делу проверят, у кого какие раньше ходки были. Если завтра не вернем.
Зная оратора, могу предположить, что главной проблемой для него было удержать в рамках лицевые мускулы, типа знаменитой подростковой задачи — наполнить приятелю карман, не засмеявшись. Но с пролетариатом расслабляться нельзя, это мы оба знаем, сами из таких.
Еще в студенческие годы оба впервые попали в этот мир на газопроводе "Бухара-Урал" и подсели на бесшабашную перелетную жизнь. " Мы с тобою, друг, монтажники, Вся наша жизнь — езда. Нас встречают и разлучают Стуком колес поезда".