Будто бы, курсе на третьем (т. е. в 1966 году, что важно по обстоятельствам места и времени) заигрался Гарик у друзей в преф где-то на Балчуге. Каждая пуля сопровождалась тогда еще дешевым коньячком, и, когда он отправился заполночь домой, пешком на Полянку, то был уже во взвешенном состоянии. Идет через Пятницкую и Ордынку и не особенно контролирует свою жизнедеятельность, ну, остановился отлить. Через пару шагов хвать его под белы руки — и на станцию метро "Новокузнецкая". Как учит нас Александр Исаич, при всех комнатах милиции всегда найдется закуток "Конторы". Ну, может и не во всех. А тут был. Гарик сначала ситуацию оценил неправильно, начал убеждать собеседников, принимая их за простых ментов: "Ребята! Да я же трезвый!". Ему на это: "Мы и не сомневаемся. Расскажите, что Вы делали у стены израильского посольства?". Действительно, было тогда на Ордынке посольство, которого через год надолго не стало. Он, наконец, 18 сообразил обстоятельства, но что ответить, не знает. И начал излагать противоположную версию: "Ребята! Отпустите меня, я не по вашей части, я — пьяный!" Такая смена позиции комитетчикам не понравилась, и Игорю маленько вложили, чтобы склонить к откровенности. Тут его осенило, и он доложил, что именно он у той стены делал. Ему еще добавили, за попытку ввести в заблуждение. Он чуть не плачет. Больно же! Наконец, сообразил сказать: "У вас же там в будке милиционер сидит из полка охраны посольств, скажите ему пусть подойдет к тому месту и проверит, чем пахнет". Через пять минут подтверждение было получено, Гарику последний раз дали по шее и посоветовали больше не попадаться.
Дома он уж после этих треволнений оказался под утро. В ВУЗ попал уже на следующий день, рассказал, ожидая сочувствия, близким друзьям о своем горе — и до конца жизни стал для них Израилем Марковичем.
Мы с ним в одной конторе служили — ВНИИ по нефтепереработке, его однокашник Женя Бобковский, как уже сказано, работал в нашей лаборатории. Познакомились за стаканом «хищенки» под черный хлебушек и быстро подружились. И на всем нашем знакомстве — а прожито вместе полжизни, лежит явственный отпечаток некоторого безумия, как в описанном эпизоде. Так всегда — вплоть до его трагического и до сих пор непонятного исчезновения.
В начальный период нашего знакомства Игорь находился в стадии вялотекущего развода с женой и проживал вместе со своим котом в большой коммунальной квартире на Полянке, как раз напротив магазина "Ванда". Кота своего он любил и уважал, подвыпив, мог беседовать с ним по любым вопросам, включая гомогенный катализ и взаимоотношения с начальством, и, когда бывал дома, делился с ним последней коркой хлеба и каплей молока. Но это — когда бывал дома.
Уезжая в командировки, он отвозил кота матери и там проблем с кормлением не было — Наталия Ивановна случайных гостей и то ненакормленными не оставляла, по себе знаю. Что ж о коте говорить?
Но, а если Игорек маленько загуляет? К ребятам на дачу умотает, домой не заходя. Или в преф до утра, как выше описано. Да мало ли что? Что ж тогда, коту с голоду умирать? Гарик это хорошо понимал, и, уходя утром на работу, форточку в окне оставлял открытой в любую погоду. И коту невозбранно в свободный поиск питания вылезть, да и хозяин, если ключ от комнаты потеряет — по приставной лестнице может влезть через форточку. А что первый этаж — так такого корыстолюбца, чтобы этих двоих грабить, пока не народилось. Только через окно на интерьер взглянешь — и вопросов к хозяину нет.
Вот однажды после работы появилась у нас с ним идея — посидеть, поговорить о прекрасном, ну там — Шиллере, славе, любви, альплагере Алибек. С деньгами вопросов давно нет — дело 18-го числа происходит. За два дня до получки. Но ректификат у нас в загашнике был. Еще имеется пара пакетов молока за вредность. У меня в портфеле саечка в полиэтиленовом пакете, а он уверяет, что у него дома в холодильнике яичко на черный день сохраняется. Плюс наскребли 14 копеек на плавленый сырок. Значит, гренки по-уэльски на закуску обеспечены — что еще надо?