– Видишь этого?
И припечатал свой указательный к голове одного солдата.
– Да, вижу.
– Так вот, он погиб, этот тоже.
Я сделал вид, что меня все это интересует, но ничто мне так не скучно, как бумажники других и эти их фотографии, грязные с обратной стороны. Тем не менее, сколько же я видел их во время войны, этих бумажников и фотографий!
Если бы я не был во хмелю, я бы не развернул мои бумаги. Бийару, наверно, стало скучно.
Так как он продолжал искать в конверте, я испугался, что он мне покажет голых женщин. Я ненавижу эти почтовые открытки. Они только усиливают мое несчастье.
– Я был в Сент-Миэль, – сказал я, чтобы говорить о себе.
Вместо того, чтобы слушать или задавать мне вопросы:
– Я тоже там был.
– Я был ранен и комиссован.
Я показал осколок снаряда, который меня ранил.
– Ты живешь один? – спросил Бийар, складывая свои бумаги.
– Да.
– Одному скучно.
– Еще как!.. Особенно мне, при моей чувствительности… Мне бы понравилась семейная жизнь. Знаете ли, господин Бийар, если бы вы были моим другом, я был бы счастливым человеком. Счастливейшим из людей. Одиночество, нищета мне отвратительны. Я хотел бы иметь друзей, работать, жить, наконец.
– У тебя есть любовница?
– Нет.
– Женщин, однако, хватает.
– Да… но у меня нет денег. Любовница ввела бы меня в расходы. Нужно надевать чистое белье для свиданий.
– Ну, ну, это ты себе рисуешь, что женщины обращают внимания на белье. Естественно, если ты хочешь встречаться с буржуазкой, тогда другое дело. Предоставь это мне, я найду тебе любовницу; она тебя развлечет.
Если, действительно, он найдет мне женщину, молодую и красивую, которая бы меня любила и не обращала внимания на мое белье, почему не принять?
– Найти красивую женщину непросто.
– Не в наше время; моя ради меня бросила своих вздыхателей. Я счастлив с этой девчонкой.
Я бы хотел друга несчастного, бродягу, как я, по отношению к которому у меня не было бы никаких обязательств. Я думал, что Бийар будет этим другом, бедным и хорошим. В этом я ошибся. То и дело он напоминал мне о своей любовнице – что погружало меня в еще большую меланхолию.
– Батон, приходи ко мне завтра после ужина, увидишь малышку. Я живу на улице Жи-ле-Кер, отель Канталь.
Я согласился, потому что не осмелился отказаться. Я чувствовал, что у меня никогда не хватит смелости пойти в гости к счастливым людям.
Значит, мои отношения так и будут всегда заканчиваться смехотворным образом?
Мы поднялись. Я увидел себя в зеркале до плеч; выглядел я, как на суде присяжных. Несмотря на то, что я много выпил, я себя сознавал. Тем не менее, контуры моей груди были расплывчаты, как чья-то слишком длинная тень.
Я пересек зал, следуя за Бийяром.
Снаружи зверский ветер хлестнул меня по лицу, как в двери вагона. Какую-то секунду я имел намерение проводить моего товарища, но воздержался: к чему все это? Взаимопонимания к тому же нет. Он был любим, богат, счастлив.
Вдобавок пробило девять часов.
Сказать «до свиданья» первым я бы не решился; Бийар был менее деликатен.
– До завтра, Батон.
– Угу, до завтра.
Я шагал прямо вперед, пока не вышел на знакомую улицу.
Бары были полны, теплые и освещенные.
Несмотря на то, что жажда меня не мучила, мной овладело сильное желание чего-нибудь выпить. Я сопротивлялся этому до тех пор, пока не подумал, что сегодня я не сделал никаких пустых затрат.
Я вошел к Бьяру.
Вокруг стойки плыл пар, как в ванной комнате. Гарсон рассматривал бокал на прозрачность.
Я заказал то, что было дешевле всего: чашку черного кофе.
– Большую?
– Нет, маленькую.
III
Назавтра я провел день, повторяя, что не пойду к Бийару. Он способен ласкать свою любовницу передо мной. Она сядет ему на колени. Будет щекотать ему ухо.
Эти знаки дружбы вывели бы меня из себя.
Любящие – эгоисты и невежи.
В прошлом году молодожены жили в комнате, где сейчас молочница. Каждый вечер они облокачивались на окно. По звукам их поцелуев я мог сказать, были то поцелуи в губы или в тело.
Чтобы их не слышать, я шатался по улицам до полуночи. Когда я возвращался, я раздевался в молчании.