Я предпочитаю кабачок на улицы Сены, где меня знают. Хозяйку зовут Люси Дюнуа. Заглавными буквами из эмали ее имя вмазано в витраж над входом. Трех букв не хватает.
У Люси пивная полнота. Кольцо из алюминия – память о погибшем на фронте муже – украшает указательный палец левой руки. Уши у нее вялые. Туфли без каблуков. Она все время сдувает волосы, выбивающиеся из-под косынки. Когда наклоняется, юбка сзади производит складку, напоминая каштан. Зрачки не по центру, а смещены кверху, как у алкоголиков.
В зале пахнет пустой бочкой, крысами, помоями. Над колпачком газовой горелки заело винт. По ночам язычок пламени освещает только столы. Афиша – "Закон против пьянства" – прибита к стене, на виду у всех. Несколько страниц торчат из помятого обреза телефонного справочника. Стену украшает зеркало – в пятнах и ободранное с изнанки.
Я обедаю в час: послеобеденное время, таким образом, не кажется слишком долгим.
Два каменщика в белых блузах, щеки запятнаны известкой, пьют кофе, по контрасту очень черный.
Я устраиваюсь в углу, как можно дальше от входа: ненавижу сидеть рядом с дверью. На моем месте отобедали рабочие. На столе обертка от сыра "Маленький швейцарец", яичная скорлупа.
Люси со мной обходительна. Она подает мне исходящий паром суп, свежий хлеб, который крошится, тарелку овощей, иногда кусок мяса.
После еды жир застывает на губах.
Каждые три месяца, как только получаю пенсию, я даю Люси сто франков. Много она на мне не зарабатывает.
Вечерами я дожидаюсь, когда разойдутся посетители, потому что я обычно закрываю заведение. Все время я надеюсь, что Люси меня задержит.
И однажды она просит меня остаться.
Опустив гарпуном железную штору, я на четвереньках вернулся в кабачок. Тот факт, что я оказался в заведении, закрытом для публики, произвел на меня впечатление странности. Я себя не чувствовал дома.
Радость развеяла эти наблюдения.
Теперь я созерцал более снисходительным взглядом ту, которая, несомненно, станет моей любовницей. Она наверняка не нравилась мужчинам, но как-никак это была женщина, с большими грудями и бедрами, которые шире, чем мои. И я ей нравлюсь, потому что она попросила меня задержаться.
Люси откупорила пыльную бутылку, вымыла руки минеральным мылом и уселась напротив.
Жир еще блестел на ее кольце и вкруг ногтей.
Невольно я прислушиваться к звукам с улицы.
Мы были смущены. Слишком очевидная цель моего присутствия мешала нашему интиму.
– Выпьем, – сказала она, вытирая горлышко бутылки фартуком.
С час мы провели в беседе.
Я бы охотно ее поцеловал, если бы для этого не нужно было обходить стол. Стоило дождаться более удобной оказии, ведь речь о первом поцелуе.
Внезапно она спросила, видел ли я ее комнату.
Естественно, я ответил:
– Нет.
Мы поднялись. Озноб сводил мне локти. Перед тем как потянуть цепочку газовой горелки, она зажгла свечу. Капли воска, которые падали ей на пальцы, тут же твердели. Она их снимала ногтем, не ломая.
Пламя свечи замигало на кухне, потом расплющилось, когда мы двинулись по лестнице, узкой, как приставная, которая вела в ее комнату.
Ни о чем не думая, я следовал за ней, инстинктивно шагая на цыпочках.
Перед тем как открыть дверь, она опустила подсвечник, чтобы осветить замочную скважину.
Ставни у нее в комнате были закрыты и, конечно, так и оставались целый день. Одеяло и простыни перекинуты через спинку стула. Матрас был в красных полосах. Шкаф приотворен. Я подумал, что Люси там прячет сбережения, под стопкой белья. Из деликатности я смотрел в другую сторону.
Она показала мне фотографические портреты, украшавшие стены, потом села на кровать. Я опустился рядом.
– Как вы находите мою комнату?
– Очень уютно.
Внезапно, как бы для того, чтобы упредить ее падение, я ее обхватил. Люси не сопротивлялась. Окрыленный таким поведением, я покрыл ее поцелуями, в то же время раздевая ее одной рукой. Мне хотелось, на манер настоящих любовников, рвануть пуговицы, разорвать белье, но страх, что она сделает мне выговор, меня сдержал.
Вскоре она осталась в одном корсете. Пластины его были кривые. Шнуровка связывала спину. Груди соприкасались.
Я расстегнул этот корсет, дрожа. Сорочка на мгновение пристала к талии, затем упала.