Человек постиг тайны строения атома. Научился запускать ракеты на Луну. Он может искусственно создавать воздух, воду, лед. Но вот снег делать он еще не умеет.
Датчане нашли выход, и, для того чтобы соревнования состоялись, если их подводит погода, они ввозят снег в поездах, на паромах, через Каттегат и Скагеррак… из Норвегии.
Как-то однажды мы говорили с приятелями-москвичами — историком и инженером — о взаимном притяжении наших культур.
— Эти связи древнее, чем ты думаешь, — сказал историк. — Что покупали варяжские гости у славянских племен? Думаешь, случайно у них и у нас схоже звучит слово «мед» или «ладья»? Меха, шкуры они считали «сороками», — и у нас был такой счет. Помнишь слова старой народной песни «Сорок сороков черных соболей»? Еще не так давно бытовавшее в России слово «варяжить» означало торговлю вразнос. Да и само слово «торговля» разве не общего со скандинавским корня?
И в самом деле, я вспомнил, как удивился, увидев, что и в Стокгольме, и в Осло, и в Копенгагене, в любом маленьком городке открытые рынки, пространства перед ратушами да и вообще все городские площади называются «торг».
— А схожих обычаев и не перечесть, — продолжал историк. — У скандинавов девушка носила распущенные косы, невеста — заплетенные, замужняя покрывала голову платком. Заплетание косы, покрытие платком головы невесты — важная часть и русских народных свадебных обрядов. А общий идеал женской красоты — русая коса! При описании прекрасной женщины скандинавский поэт — скальд, — так же как и наш сказитель, никогда не забудет похвалить ее русую косу. Скандинавский герой заочно влюблялся в красавицу, взглянув только на волосок из прекрасной ее косы. Варяг Ярл Торгнир, как рассказывает сага, сидел однажды на могиле своей жены. Пролетавшая мимо ласточка уронила перевитый шелком волос длиною в рост человека, блестящий как золото. По этому волосу он влюбился во владелицу косы, в русскую княжну Ингигерду, дочь князя Игоря…
— Вынырни из глубины веков, держись ближе к современности, — перебил историка инженер.
— Ну что ж! — поддержал я приятеля. — Нашего современника на пороге его сознательной жизни первым встречает скандинав Ханс Христиан Андерсен, чтоб потом уже до глубокой старости сопровождать по всем путям и перепутьям.
— Нет, — возразил и мне инженер, — если уж речь зашла о первой встрече со скандинавом, то она происходит гораздо раньше: в первый же день жизни, когда новорожденному измеряют температуру. Цельсий — швед. Термометром со шкалой, установленной им лет двести назад, мы пользуемся и по сей день. Впрочем, и я забежал вперед. Человек встречается со Скандинавией, если можно так сказать, при первом же своем вздохе. Ведь существование кислорода открыто шведом, аптекарским учеником, химиком Шееле. И вообще из ста двадцати элементов таблицы Менделеева свыше двадцати открыто шведами.
— Ну, такого рода «встречи» со скандинавским гением у нас происходят ежедневно, всю жизнь. И тогда, когда мы приходим заниматься физкультурой в гимнастический зал. Шведская стенка, шведская скамейка, бум (шведская гимнастика) — все это изобретения шведского гимнаста и поэта Линга. И тогда, когда размышляем о космических скоростях. Ведь скорость света открыл датский астроном Ремер, — сказал историк.
— И тогда, когда мы, — снова перебил его инженер, — садимся в автобус. Ведь автомашины не могли бы мчаться по дорогам без шарикоподшипников. А они изобретены в Гётеборге. Есть даже такой рекламный плакат: земной шар проткнут осью, а под ним подпись: «Весь мир вращается на подшипниках «SKF» (так называется фирма, основанная изобретателем). И тогда, когда мы с палубы корабля любуемся морской далью, не мешало бы вспомнить о шведе Эриксоне. Это он изобрел корабельный винт-пропеллер. А турбина — детище шведского изобретателя Лаваля. И он же сконструировал сепаратор, без которого немыслимо сейчас молочное животноводство. Еще не так давно хозяйки у нас готовили обеды на примусе, не ведая даже, что родина этой незамысловатой машинки Швеция и что норвежец Фритьоф Нансен подробно описал ее в знаменитой книге «Фрам» в полярных льдах» как вещь, необходимую в любом путешествии на собаках во льдах. Ведь тогда примус был еще технической новинкой…
— Фритьоф Нансен!.. — перебил теперь уже я инженера, который далеко еще не кончил своего перечня. — Разве в дни нашей молодости был такой юноша, который не хотел хоть немного походить на него? Быть таким же смелым, тренированным, таким же благородным во всех своих поступках, как этот уже при жизни ставший легендарным норвежец.
— Ну, тут с тобой никто спорить не будет! — согласились со мной приятели.