— Мать-то как?
— Хорошо.
— Одна?
— Теперь уже нет.
— И хорошо. Ники, давай завтра встретимся, а? У сына увольнительная, мы тогда все вместе соберемся и отметим встречу.
— Хорошо. Вот моя визиточка. Завтра никуда не поеду, буду ждать удара рынды.
Он сгреб меня в охапку и усвистал, как всегда перед отлетом широким жестом оплатив наши посиделки. Да уж, Ебитель, он и на пенсии Ебитель. А в моем арсенале была еще шикарная птица — "ебедь".
Марго опаздывала, я уже съела Варяга и заказала вторую кружку шоколада.
— Простите, Николь, мои оболтусы задержали, скоро отчетный концерт, вот и репетируют до ночи.
— Ничего, Маргарита, я хоть почту с работы посмотрела, а то вдруг холдинг рухнул без моего деятельного участия.
Хотя, скорей он рухнет от моего деятельного участия. Странно, но Ковин мне так ничего и не написал, даже финансовый директор прислал пару жалоб на моих сотрудников, а Президент так и не нашел времени хоть что-то написать. Уже раз двадцать написала надо ли что-то сделать до его прилета, а в ответ тишина, иногда только сообщения, в которых я для кучности и контроля стою, прилетают, но это скорей рикошет. А может это и к лучшему? Беспроигрышная серия увольнений прервалась и стоит сменить начальника окончательно и бесповоротно?
— А Вы давно преподаете?
— Давно, уже скоро двадцать пять лет будет.
— И все время жили здесь?
— Да, и в гимназии одной и той же преподаю.
— Всегда восхищалась такими людьми, верными своей профессии. Ой, из меня бы преподаватель не получится, нетерпеливая я, чуть что не по мне, так сразу дыроколом лоб.
— Не верится в это.
— Был бы сейчас здесь мой бывший шеф, он бы порассказал про меня ужасы. А Ваш сын где сейчас?
— Учился в Томском университете, теперь живет там, преподает, рад и счастлив и возвращаться пока не собирается.
— Вам его не хватает?
— Да, он самое главное в моей жизни. Но так лучше для него.
«Бесконечные споры, ссоры, безразличие двух ненужных людей, зачем ему это все знать, пусть лучше будет далеко от всего этого».
— Вы в порядке?
— Почти. Простыла немного. Ветер у Вас просто невозможный, до костей пробирает. Опять температура вернулась.
— Николь, давайте я Вас до дома провожу.
А почему бы и нет, все будет быстрей, чем я думала. Мы шли медленно, я устала за день, да и хотела быть уверена, что Савелий дома. Да, как-то зря я сегодня столько ходила, но дурь моя, так просто не исчезает. Я уселась в кресле в прихожей. Дверь закрыла на всякий случай, а то вдруг Маргарита сбежит. Арчи прилетел, радостно стал прыгать между нами, что ж песику Марго понравилась.
— Ты где гуляла, болезная?
— По городу ходила. Вот, Маргариту нашла.
Кравец мне, кажется, даже растерялся, да и Марго не была готова к этой встрече.
— Она пять лет в разводе, он десять лет смотрит, как Вы переходите перекресток. Дверь я закрыла на ключ. Может быть, впервые за тридцать лет все же поговорите? А я и Арчи идем есть лекарства и отсыпаться.
Мне хотелось узнать о чем они говорят, женское любопытство призывало спрятаться где-нибудь и подслушать, но здравый смысл шептал, что если я сейчас же не залягу под спасительное одеяло, то точно загремлю в больницу. Здравый смысл победил.
Утро было мрачным, Кравец со мной не разговаривал, почти игнорировал, принес мне утром чай с лимоном, сам был холоден, недоволен и, кажется, даже расстроен. Вот надо было остаться подслушивать, а то может, надо было вовремя выскочить из-за угла и дать обоим по голове, чтоб дурью не маялись. В отместку я не стала оставлять записку с информацией о своих планах. А планы у меня были грандиозные.
Встреча с летчиком и моряком только вечером, поэтому поеду на Маяк. Не рискнула я добираться до Токаревской Кошки пешком, вызвала такси. Арчи напросился со мной, бедный, он же не думал, что это на весь день. Есть что-то магическое в Маяках, они притягивают и пугают одновременно. Они дарят надежду возвращающимся и отчаянье тонущим. Рассвет только начал отвоевывать небо у сумрака. Может для кого-то Владивосток город Мостов, а для меня он город прекрасных рассветов и сказочных закатов. Так хотелось, что бы в этой огненной красоте появился корабль с алыми, да что там с алыми, с любыми парусами, и забрал меня в прекрасную даль. Но сейчас даль прекрасная была стальной, ненадежные льды прибиты к берегам. Отсюда были видны и Золотой Мост, и Мост на остров Русский, да и сам Остров был виден, многочисленные сопки, на которых раскинулся Город. По узкой насыпи можно было дойти до опоры линии электропередачи. Я поснимала Маяк со всех сторон. Стали подтягиваться туристы, а мы с Арчи пошли в обратный путь, не хотелось делить Маяк с другими. Потом мы влезли на Орлиную Сопку, полюбовались городом и пошли домой, жалко мне стало Арчи, это я, почти закаленная в походах Ковиным могла вынести еще пару сопок, а бедный песик уже устал. Радостно растянулся на коврике и только, когда я опять обулась, он приоткрыл глаз и с недоумением на меня посмотрел. Пусть отдохнет, а мне походить надо. Неспокойно как-то.
Люблю я Ботанические сады, особенно их Оранжереи, без перелетов и больших денежных затрат можно оказаться в Тропиках. Вот и сейчас я там оказалась. Вообще, я хотела рвануть на Барановский вулкан, но в мои планы вмешались летчик и моряк.
Сидя в тепле и любуясь зеленью, вдруг расстроилась, поведение Савелия не предвещало ничего не хорошего. Вот была у него тайная радость, видеть ее почти каждый день, издалека, но это было его отдушиной, она утешалась тем, что у него всего хорошо. А сейчас? Люди меняются, а они помнят друг друга тридцатилетней давности, может, поняли, что чужие друг для друга и потеряли то, что столько лет давало надежду? Савелий же решительный, порывистый, но не стал делать шаг, может, и не надо было? Вдруг своим вмешательством я только всем навредила? И где все эти мысли были раньше? Почему я всегда крепка задним умом?
В квартиру вернулась окончательно и бесповоротно расстроившись. И опять с температурой. Арчи прыгал вокруг, пытаясь приободрить, но хандра не хотела уходить. Дядя Ебитель позвонил и напомнил о скорой встрече, пришлось брать себя в руки, утирать сопли и вытаскивать из самых потаенных уголков души позитив. Моя глупость не повод портить настроение остальным.
Голова раскалывается, глаза не открываются и жутко хочется пить. Запах чая с лимоном меня и разбудил, опять температура, Арчи рядом не было, вот и греть некому.
Пришлось открыть глаза, ведь кто-то упорно меня разглядывал.
— Ну, как ты себя чувствуешь, матершинница?
— Нормально. И почему это я матершинница, это вы у нас главный матюгальник конторы.
— А кто ночью на весь район частушки матерные пел?
— Да не могла я их петь, я их не знаю.
— Не знаешь? Да у тебя такой репертуар, что мне стыдно стало перед соседями. Я даже парочку записал. Чай пей, щас вернусь с записями.
Да не могла я их петь. Я же нормальная была, пила только глинтвейн и то безалкогольный, может мужики чего подлили? Я же почти все помню. Как домой вернулась, не помню, уж очень спать хотелось в такси. Нет, не могла я орать частушки на всю округу или могла?
— Так. Значит, что успел, записал. «Впредь не делаю добра, будет мне наука. Похвалила кобеля, оказался — сука!»
Жизненная частушка, только вот не помню я такую.
— А вот еще шедевр. «Как-то, помнится, однажды говорил тебе, что жажду… ты легла, разделася… а мне пить хотелося».