— Ольга Петровна, я хотел бы воспользоваться случаем и попросить руки вашей дочери, — выдал Миша и вытащил коробочку с кольцом. Я хотела выгнать нахала взашей, но увидела счастливое лицо матери и ее сияющие глаза. Ведь каждой маме хочется видеть свою дочь замужем, и моей в том числе.
Полтора месяца пробыть помолвленной, не такая большая плата за спокойствие родного человека. Я быстро взвесила все за и против и решила принять предложение. Кольцо всегда можно вернуть, так и быть потерплю предсвадебное состояние.
Кольцо было на пальце, а мне казалось, что якорь повесили на мою шею и поставили на шаткий стул, с которого я должна рухнуть в океан и пойти ко дну.
С трудом мне все же удалось выпихнуть Мишу, мама с Иванычем долго обсуждали столь внезапную помолвку, мою скрытность и перспективу поплясать на моей свадьбе. А мне от одной мысли о замужестве становилось плохо. Сославшись на усталость, я пошла спать. Утром опять слушала о помолвке и притворялась, что я счастлива. Уже половина подъезда знала о моем предстоящем замужестве.
Сказать, что в понедельник я была в плохом расположении духа — это ничего не сказать. Меня никто не трогал весь день, даже Андрео. К вечеру нарисовался жених, и теперь уже и на работе знали о моей помолвке. Фролкина прибежала поздравить «счастливую» невесту, но мой вид заставил ее сбежать. Катя и Липа даже не пытались что-то узнать. Я пробыла на работе почти до полуночи, впервые воспользовалась привилегией особо ценных сотрудников и поехала к себе на служебной машине. Под дверью никто не караулил, что несказанно обрадовало. Мне почти неделю удавалось избегать пылкого Мишу, но он решил действовать на меня через маму, а тут я не могла отказать. Он был мне неприятен, а приходилось притворяться. Не покидало чувство, что меня выставляют напоказ, словно приз в какой-то игре или споре. Посещали мы людные места, меня водили от одного друга до другого. В выходные я спряталась на даче друзей, не поехала домой, хоть и очень хотелось, опасалась, что и Миша туда же поедет, а терпение мое было на исходе. Только первая неделя помолвки, а я уже хочу повеситься, что ж со мной будет через месяц?
И зачем только в это ввязалась, ведь знаю, что подобные порывы «как лучше, как хотят другие» не к чему хорошему не приводят. Но раз начала, значит надо продолжать. Глаза матери сияли, она была в прекрасном расположении духа, и даже казалось, что недомогание исчезло. Только вот никуда оно не делось. Календарь с обведенной датой госпитализации напоминал об этом часто.
Утро начиналось с убеждения себя любимой, что я продержусь, смогу, сдюжу. Хоть и верилось с трудом. Главное этого гаденыша как можно дальше от себя держать, тогда помолвка продлится дольше, аж до больничной палаты. И сразу после этого и расторгается. А чтоб Миша понял, что доставать меня после этого не стоит, еще и Бизончика попрошу ему все внятно объяснить. А что-что, а объяснять Зубров умел.
Вторая неделя прошла в отказах из банков, предлагали суммы намного меньше, чем мне нужно, слишком уж неустойчивым мое финансовое положение казалось из-за этих бесконечных увольнений и возвращений. Продать квартиру я не могла, требовалось согласие матери, а она на такое не пойдет. Просить я не люблю, всегда сначала пробую сама решить проблему, потом уж за помощью бежать. Но в этот раз сама не справлюсь, придется просить, хорошо хоть есть у кого.
За вторую неделю «счастливого» окольцевания мне уже хотелось крушить все вокруг, аутотренинг не помогал, благие намерения тоже, еще как-то сдерживала дата госпитализации, но … Я все же решила прекратить этот дурацкий спектакль и разорвать помолвку, самым сложным было сказать об этом маме. «Я плохая дочь, я слишком эгоистична, но я не могу больше, не могу, не могу». Слезы текли по щекам, тихонько сползла по стене и вжалась в угол собственного кабинета, сколько так просидела не знаю, от самобичевания меня вырвал чей-то настойчивый звонок, номер был незнаком, и отвечать не хотелось, но какой-то черт меня дернул принять вызов.
Я целовала Мишаню на глазах изумленной публики, Катя и Липа едва скрывали удивление, и было чему удивляться — еще на прошлой неделе меня передергивало от вида Озорского, а сегодня я липла к нему как течная сука. Теперь уже я таскала его по ресторанам, кабакам, клубам, знакомилась с его друзьями. Ох, теперь за мной увивались целых три молодых увальня, цветы заполоняли приемную, милые презенты отправлялись в помойку, и душа моя костенела от ярости.
Жених зачастил ко мне на работу, привозил с утра, провожал вечером. Ковин уже пятый раз напомнил, что чужих в приемной быть не должно. Кажется, мое начальство опять тихо закипает, затушить или дров подкинуть?
Все вечера проводила в компании друзей женишка. Ох, так виртуозно отбиваться от секса мне еще никогда не приходилось: то месячные, то маски подходящей нет, то хлыст не тот, то не устроили приглашенные в помощь дамочки, то сетка не достаточно мелкая, то качели не слишком прочные, то цвет игрушек не тот, то постель не той круглости, и множество прочих «не то». Эх, была бы я поразвратней, то Маркиз де Сад ходил бы со мной в обнимку и его творения были бы детской книжкой, и Эшлинн Брук нервно курила бы в сторонке. Но воспитание не то, да и желания эти мажоры не вызывали.
Вот уже третью неделю я наблюдала за лавой и все ждала извержения.
— Ерец!
Дождалась. Этот вопль мог означать только одно — меня скоро уволят. Вот не мог еще недельку потерпеть почти любимый слегка дорогой начальник.
В кабинет я вползала боком, к стеночке и вдоль нее, пытаясь, срастись с венецианской штукатуркой.
— Скоро этот спектакль закончится?!
— Какой?
— Ваше замужество!
— Это на всю жизнь. Это судьба, — вещала я, пытаясь, чтоб в голосе звучала влюбленность и обожание.
— Я считал Вас умной женщиной.
— От любви все дурнеют.
— Могли бы выбрать другого.
— Сердцу не прикажешь.
— Но не мудака же любить!
Что ж наше мнение об Озорском совпадали.
— Мужики все мудаки, кто-то больше, кто-то меньше, но все.
— И я?
— Простите, но и Вы, Вы же мужчина. Хотя были в моей жизни мудаки и мудачней Вас.
— Значит так — чтоб через неделю этого Мишани рядом с Вами не было.
— Или что?
— Выгоню, — как-то слишком спокойно сказал Шеф.
— А Вам не кажется, что моя личная жизнь не Ваше дело?
— Мое. Я не собираюсь работать с дурой!
— Сами вы дурак, раз за такое увольнять собираетесь, — обижено фыркнула в ответ.
— У вас срок до понедельника, — холодно сказал Ковин и ушел на очередную встречу с сильными мира сего.
Да бред все это, не уволит он меня, так просто повыступать ему надо, показать, что он хозяин. Хотя… Мне бы это увольнение было бы очень кстати, может довести его до белого каления и заставить меня уволить? Блин, но не из-за Мишани же увольняться-то в самом деле.
После восемнадцати часов засела за скопившуюся макулатуру — журналы, приглашения, новинки и прочее, на что обычно время не тратила, просто до очередного похода в клуб еще было время. Катя вошла с чаем и пирожками.
— Николь, могу я с Вами поговорить?
— Конечно, Екатерина.
— Вы точно за него замуж хотите?
— А что в этом такого?
— Это как-то глупо что ли. Ну, он Вам совсем не подходит. И вообще он слизняк какой-то.
— А может это моя судьба и я с ним счастлива?
— Не похожи Вы на счастливую.
— А ты была похожа на счастливую и влюбленную, но в итоге Чистина бортанула.
— Это другое.
— Знаю, связывать сизого голубя не хочешь, а вот по мне он должен знать. И если человек сам не хочет, никакие путы его не удержат. Ты говоришь с Чистиным, я пересматриваю свои отношения с Мишаней. Договорились?
Катя на мгновение замялась. Потом утвердительно кивнула.
— Скорее всего на следующей неделе меня не будет, потом я буду работать по вечерам. К нам стажер на практику придет, девочка хорошая, будет помогать, Липе я часть своей работы уже передала, завтра пригружу и тебя.