Утро было отвратительным, так плохо мне не было со студенческой скамьи. Рука была перебинтована, где я умудрился ее поранить, так и не вспомнил. Последнее более-менее связное воспоминание — приход Николь и ее дурацкий вопрос «Что случилось?». Холодный душ возвращал меня к жизни, минеральная вода и крепкий чай с лимоном избавили от сушняка. Телефон в кабинете начал кричать, а значит уже семь, в это время я обычно завтракаю и планирую, что буду делать днем. Пожалуй, планами и надо заняться.
Подписанный приказ меня не обрадовал, значит, я ее опять уволил. И даже не помню как. Мог же такого наговорить. А ведь даже не имею на это право, это ее личное дело с кем она и как. Только все равно не хотелось, чтоб она могла так, по тарифу с кем попало. Остается надеяться на чувство юмора Николь. Или может в этот раз оставить все как есть? Не получается у нас работать вместе. Слишком много того, что не должно быть. И все не так как хотелось, но я же сам себе все это организовал.
Большую часть ночи я не спала, возмущение не давало уснуть. Странно в кабинете не было злости, а сейчас она во мне била гейзером. Под утро я забылась сном, какие изощренные пытки мне снились, какие советы мне давали Малюта Скуратов и Иван Грозный, даже Тишайший Алексей Михайлович требовал четвертовать виновных. Вот так читать Карамзина бессонной ночью.
Порывшись в интернете, нашла место для свидания, все что нужно есть, даже набор флоггеров. А потом позвонила по одному из номеров, добытых Бизоном.
Звонили с моей бывшей работы, отвечать не стала, хватит с меня этой фирмы. «Нашелся поборник нравственности, сам-то далеко от денежных отношений ушел, а еще мне смеет говорить — как я могла? Лицемер. Да и вообще, его-то каким боком касается моя личная жизнь?» В общем, я позволила себе обидеться, и обида захватила меня с головой, а когда женщина обижается, она дика, необузданна и нелогична.
Среду я просто провалялась в постели, на звонки не отвечала, на сообщения в почте не реагировала, вела пододеяльный вид деятельности.
В четверг добралась до шкафа и разобрала вещи. Часть выкинула, часть отдала в приют, что-то убрала, что-то наоборот достала. Прогулялась по магазинам, пополнила запас нижнего белья, колгот, чулок и заколок для волос.
В пятницу я позволила себе быть мелочной, с упоительной дотошностью вспоминала все просчеты бывшего Биг Босса, к вечеру я уже ненавидела этого человека. В моем представлении Ковин был самым настоящим чудовищем, которое может вызывать только презрение. Во всем этом вскармливании собственной обиды, я как-то и забыла, что Андрео всего лишь мой шеф, а значит, не должен вызывать эмоции, непредусмотренные штатным расписанием.
В субботу я сидела в бордовой комнате, крест в середине, набор плетей и наручники не добавляли красоты этому помещению. Я реально что-то не понимаю, ну как это может возбуждать?
Я так и не решила, что буду делать с Жориком до приезда его всемогущего Тестя. В ожидании «любовника», я решила полистать Соборное уложение 1649 года, пробило меня что-то на исторические документы. «А будет кто мужескаго полу, или женского, забыв страх Божий и християнский закон, учнут делати свады жонками и девками на блудное дело, а сыщется про то допряма, и им за такое беззаконное и скверное дело учинити жестокое наказание, бити кнутом». Кнутом так кнутом, плети здесь есть. Спасибо, Алексей Михайлович, вразумили, так и поступлю.
Федосина опять лихорадило, уж не думала, что его так пропрет от костюма для верховой езды. После «свидания» собиралась прокатиться верхом в приятной компании Марии Самсоновой.
Он продемонстрировал купюры, а приказала ему раздеться. «Это» надело стринги, знаете такие как в секс-шопах продают, впереди а-ля хобот и уши слоника. На его-то жопу такие веревочки.
Я грубо прижала его к кресту и защелкнула наручники и прошептала «Я буду Греем». Может он и хотел возразить, но кляп мешал.
Кортнев проникновенно напевал «Садо-маза, садо-маза… Садо-маза, садо-маза…
Садо-маза, садо-маза… Садо-маза, садо-маза», я лениво, под песню хлестала плеткой Федосина. То ли я слабо бью, то ли с хлыстом что-то не то, но Жорик явно получал удовольствие, а это меня не устраивало.
— Черт, это не плетка, а гладилка какая-то.
Остальные были такие же, на вид только грозные. Ничего, у меня есть с собой, не кнут, но тоже сойдет. Мирка попросила ей ремни армейские привезти, вот несколько у меня в сумке и лежат, кожаные и брезентовые, старые, еще советские со звездой. Был еще конкурный хлястик, но я им сегодня буду пользоваться по назначению, не хочу лошадку от этой скотины чем-нибудь заразить. Нежного Кортенева сменила «Агата Кристи».
— Раззудись, плечо! Размахнись, рука!
Я нанесла первый удар, неуклюже конечно, но почти нужный эффект, никого удовольствия, только боль. Разомнусь, и тогда уж точно буду попадать куда надо. К песне «Абордаж» я уже почти профессионально лупила кожаным ремнем телеса Жорика. Что ж пора попробовать брезентовый ремень. Пряжка впилась в ягодицу и оставила звездный след. Какой интересный эффект. Что ж тут такой плацдарм для звезд. Правда, несколько ударов пришлось по спине, но ничего, «во всем нужна сноровка, закалка, тренировка». «И пусть жестока плеть. Я не устану петь», а я не устану бить. Тихая ярость требовала выхода. Полосы и звезды на теле Жорика стали проявляться в своей багровой красоте, что ж, еще пара таких Федосиных и я смогу выбивать на их телах флаги государств, хочешь американский, английский или Евросоюза. Странно, но я не ощущала себя, ни Греем, ни Вандой, скорей палачом, приводящим приговор в исполнение, сказала Царь кнутом сечь, вот и секу. «Радостный хруст, жалобный плач, это плети свистят, это чьи-то кости хрустят». Еще пара ударов для закрепления урока.
— Плачет Белоснежка, стонет Белоснежка, — поет «Агата Кристи». Да и моя «Белоснежка» рыдает, только стонать ему кляп мешает. Устала я уже ремнем махать, можно и отдохнуть, я сделала музыку потише и уселась в кресло. Со второго раза угадала пароль Жорика, запись с торгом лучше удалить. Найти ее не составило труда.
А можно и видео записать, так на всякий случай, а то решит отыграться, а у меня будет компромат, передам его Бизону.
«Вот товарищ Федосин, он уверен, что все может купить за деньги, деньги своего тестя». Крупный план Жорика, жаль крестовина закрывала его супер труселя. Общий план прикованного обидчика и вид сзади, общий план, звезды покрупней. «Ремень — лучшее средство от дури». Почти рекламный слоган. Перекинула видео себе на почту, но, то ли я что-то не так сделала, то ли у него такие настройки, видео ушло во все соцсети, в которых обитал Жорик. Узнала я это благодаря Бизону, который переслал мне ссылку на видео с комментариями. Хорошо, что я не увлекаюсь селфи, а то бы сейчас моя моська на фоне побитого мамонта гуляла по сети.
Стук в дверь известил, что Тесть Федосина прибыл. Оказывается, у Жорика еще остались силы, как он пытался выломать наручники, когда услышал голос Николая Петровича.
— Он там, я его слегка обработала. А вон Ваши деньги. Прощайте.
— Деньги забери.
— Я другим на жизнь зарабатываю.
Меня мало интересовало, что Тесть сделает с Жориком, думаю, что Федосина в моей жизни уже точно не будет.
Часть. Увольнение одиннадцатое. Мой сосед напротив встретиться не против или взаперти
У меня в очередной раз стало слишком много свободного времени, а как нормальная женщина предпочитает проводить свободное время? Правильно, в магазинах. Вот и я, разменяв часть денег от спора молодчиков, пошла поднимать себе настроение в Меге. Накупила много нужного и совершенно ненужного, но поднимающего настроение. Следующий день я провела в спа-салоне, как же приятно, когда вокруг тебя воркуют и делают из тебя красавицу. Но самой моей большой тратой стали туфли. А я всего лишь пошла в театр на Малой Бронной, и какой черт меня дернул завернуть в магазин с обувью. Когда я увидела эту красную прелесть, то поняла, что без них не уйду, а продавец, явно не профессиональный, говорил что они из старой коллекции, что он мне может предложить интереснее из новой. Он и не понял, что это любовь, любовь чистая и неомраченная бытом. Я взяла две пары, стоимость была почти равна моему расчету с работы, но что деньги пред любовью. В таких туфлях ты ощущаешь себя Царицей, ты точно знаешь, что все падут к твоим ногам.