— Ой, и меня научи! — взмолился Генка.
— Подожди, дай сперва эту группу подготовить, — сказал я, чтобы как-то выйти из положения.
Несмотря на это, Генка встречал меня со своей глупой собакой каждый день, когда я возвращался из школы. Выражение лица было у него при этом просительное.
Одноклассники вскоре приходить перестали: увидели, что я исправился. И в самом деле я уже и без них вытряхивал теперь половики и вообще во всём помогал бабушке.
Надо было как-то избавиться от Генки. Но раз уж я исправился, силой этого сделать было нельзя. Так он и ходил, пока ему самому не надоело.
Михаил САЙГИН
ЛЕСНАЯ ПЕСНЯ
Повесть
Скучно Мише одному в пустом доме. За окном туман и, словно просеиваясь сквозь сито, моросит и нагоняет тоску серый, унылый дождик. Да если бы только дождик! Едва он кончится, идёт снег. Идёт и идёт, идёт и идёт, тихо-тихо, медленно-медленно, нудно-нудно, словно всё время думая: идти или остановиться, остановиться или идти. Побелели крыши и завалинки, заборы и деревья. Всё кругом белым-бело, как в тетрадке. Только одна лишь дорога темнеет и вьётся до самого леса. А куда она уходит потом? Не знает этого Миша. И откуда знать, если не разрешают ему выходить из дому в такую непогодь. Впрочем, и самому-то ему не хочется выходить. Что там делать, раз нет никого!
Подсел Миша к окну, смотрит на улицу, ждёт, не появится ли что-нибудь интересное. А что и кто может появиться в такую сырую и холодную погоду? Вот женщина прошла под окном. Торопливо прошла, чтобы поскорее уйти от снега и дождя. И снова нет ни души.
Ива стоит одиноко. С сиреневого куста облетели все листья. А вот за плетнём — там рябина, а на её макушке — оранжево-красные ягоды. Увидел их Миша и как-то теплее стало на душе: лето вспомнил. Ах, лето, лето, зачем же ты ушло! Как хорошо было, радостно, весело! Бегай, играй сколько хочешь. Весь день. А дни летом длинные-предлинные, как удочки…
Когда ещё вернётся лето! За этим снегом и дождём не видно красного лета. Кажется, всегда будет холод и слякоть и всегда придётся дома сидеть.
Старшая сестрёнка Аня в школу ходит. Ей не скучно. Правда, вставать надо рано. Миша видит, как она утром завтракает наспех, выбегает из дому, на ходу застёгивая пальто. А он может спать сколько хочет. Но, несмотря на это, он очень завидует Ане. Конечно, ей в школе весело, раз она так туда спешит.
Нынешней осенью Миша тоже просился в школу, да не приняли его. Мал, сказали, и здоровьем слабоват.
Вот и сидит Миша один.
У соседского мальчика Вовки хоть брат есть. Вовке кроликов принёс. Беленькие такие, пушистенькие.
А глаза красные. Вовка говорит, это для того, чтобы машина их не сбила, когда они на улице травку щиплют. А у кошки — ещё лучше: её машина даже ночью заметит — у неё глаза и ночью светятся, как жучки-светлячки.
Поймать бы много-много светлячков и пустить их по всему дому. Вот стало бы светло!
Мама рассказывала, что в тёплых странах светлячков полным-полно. Как у нас воробьёв.
Воробышки! Вот они. Нахохлились. Холодно и им. Хотя они все друг на дружку похожи, а всё-таки разные. Вон тот, что справа, — самый большой и, наверно, самый сильный. А рядом с ним — совсем маленький. Кем он большому приходится? Сыном или внуком? У него силёнок маловато. Так же, как у Миши. А где живут воробышки? Под стрехой сарая. Там их гнёзда. Там они спят. Можно было бы их поймать. Только высоко, рукой не достанешь. Да и зачем? Пусть живут себе на здоровье. Не было бы им только холодно. И голодно.
Эх, в самый раз бы вынести воробышкам на крыльцо миску пшена. И крикнуть: «Эх вы, воробышки, умные головушки, вот вам еда, скорее сюда!» Да ведь нельзя на улицу-то…
И время словно на месте стоит. Как на картине. Тикают на стене часы, движутся стрелки. А у Миши всё как было, так и есть. Скорее бы Аня из школы вернулась.
Но бывает же в жизни, как в сказке. Только подумал так Миша, как сразу, в то же мгновение, появились на улице сперва Анины подруги, а следом за ними — и сама Аня. Вот уж она и во дворе. Бежит, портфелем размахивает.
Миша вскочил и побежал открывать сестрёнке дверь.
Ещё она и в дом-то не вошла, а Мише уже весело. Теперь он больше не один.
… — Будет у тебя теперь новый товарищ, — сказала вечером Мише мама. — Сегодня к нам семья из совхоза приехала. У них мальчик есть, тебе ровесник.
— А как его зовут? — оживился Миша.
— Об этом ты сам его спросишь. Увидишь его — выходи на улицу.
На следующее утро Миша снова уселся у окна и стал смотреть, не появится ли этот новенький мальчик. Но никто не появлялся час, другой. Тогда Миша отчаялся и снова заскучал. Достал кубики и принялся строить домик. Домик получился маленький. Для игрушечных людей не годится. Разве только для игрушечной собаки конура. Вот и принёс Миша глиняную собачку, поставил её возле домика и зачем-то надел ей верёвочный ошейник.
Настоящей собаки у Миши не было. Правда, он иногда играл с Вовкиной. Но чужая собака — всё-таки не то. Своя — она своя и есть, а чужая — чужая. Но на худой конец сейчас и с Вовкиной поиграл бы. Глянул на всякий случай в окно — а вдруг она окажется там. Но нет, собаки не было. Зато возле липы увидел Миша мальчика, который держался рукой за ветку и раскачивал дерево.
Миша оделся, взял санки и вышел.
И зачем было так долго дома сидеть? На улице, оказывается, не так уж и холодно. Снег идёт. Мягкий, мокрый.
— Не надо дерево ломать, — сказал Миша мальчику. — Это наша липа, мы её сами посадили.
— А зачем вы её посадили? — спросил мальчик.
Миша не ждал такого вопроса и не знал, как ответить.
Он шмыгнул носом и сказал то, что говорят все люди, когда не знают, что сказать:
— Так надо.
И вместо настоящего ответа сам задал вопрос, потому что спрашивать всегда легче, чем отвечать:
— А ты зачем ломаешь?
— Я не ломаю, только семена с макушки стряхиваю.
— Какие такие семена? И зачем?
— Съем их, вкусные.
— Их не едят.
— Кто не ест, а я съем. Я всё ем, потому вот и толстый такой. Видишь, какой?
— Вижу. Только не толстый ты. Я знаю одного толстого, вот он — толстый.
— Ну и пусть. Зато я сильный.
Тут Миша спорить не стал. Чтобы узнать, сильный этот мальчик или нет, надо бы с ним побороться.
А бороться Миша не умел. Поэтому он поспешил переменить тему разговора.
— А ты откуда приехал?
— Из совхоза.
— А-а-а… — Миша догадался, что это тот самый мальчик, о котором говорила мама.
— А где ваш совхоз?
— Там, — и мальчик махнул рукой куда-то в сторону леса. — Знаешь, какие у нас горки! На твоих санках и не скатишься.
— Почему?
— Сломаются.
— Так ведь они железные.
— Всё равно. Там однажды даже тракторные сани сломались.
— Неужели вы на тракторных катались? — удивился Миша.
— Да нет, что ты! — дружелюбно усмехнулся мальчик. — На них кирпичи с силикатного завода везли. Трос оборвался, сани под гору скатились и прямо в яму угодили. Эх, видел бы ты, сколько потом из ямы этой кирпича вытащили! Целый дом можно построить. Большой-большой, в сто этажей! — и мальчик высоко поднял руки в чёрных шерстяных варежках.
— Стоэтажных домов не бывает, — сказал Миша. — Я с папой в Москве был, так даже там таких нет.
— Там нет, а у нас в совхозе были.
— Были да сплыли.
— Никуда они не сплыли, а на месте стоят. У-у какие! Залезешь на крышу, и всё видно — далеко-далеко.
— Неужели? — удивился Миша, уже поверив мальчику. — И наш город видно?
— А как же!
— И наш дом?
— Конечно. Только с высоты ваш дом покажется вот такусеньким, — и мальчик, сняв варежку, показал Мише самый-самый кончик самого-самого маленького пальчика, который называется мизинцем. — Да что дом! И тебя видно, когда ты на санках катаешься.