— Касаемо ваших отношений с матерью, — начинает она. — Несколько лет тому назад вы были отправлены в частную школу. Довольно серьёзное заведение, скажу я вам. Попали туда неспроста?
— Не случайно точно, — задумчиво отвечает он.
Я с опаской поглядываю на Брукса. Если правильно понимаю, речь идёт о том случае с Ванессой. За угон машины ему светила колония. Но не думаю, что об этом знают журналисты.
— Вы были послушным ребёнком? Поговаривают, что не совсем, — смущается она.
— Я был тяжёлым подростком. Полагаю, в детские годы доставил родителям немало проблем, ведь с завидной частотой влезал в неприятности.
— Ииии…
— Всему есть предел. Сейчас понимаю, что отправить меня в частную школу подобного рода — было единственно верным решением, — объясняет он, и клянусь, ни один мускул не дрогнул на его красивом лице.
— Получили своего рода шанс на исправление? Два года в такой школе — немалый срок.
— Да, и поверьте, урок я усвоил. Когда ты лишён определённых привилегий, волей-неволей пересматриваешь своё отношение ко многим вещам.
Ей нравится его ответ. Но она не собирается останавливаться.
— Бен Смит вошёл в вашу семью, когда вы были ещё ребенком. Ребёнком, с болью в душе переживающим развод родителей. Извините, если задеваю ваши чувства…
— Ну что вы, Алиша. С этим вы опоздали минимум лет на десять.
Не может не сострить… И чувствует себя вполне комфортно. Вот уж кого не страшат подобные интервью!
— Вы зовёте Бена отцом?
— Да, потому что так и есть. Разве я могу называть человека, который воспитывал меня все эти годы, иначе?
Мне приятно это слышать. Раньше я злилась, но теперь… понимаю, что Бен в тот момент нужен был ему гораздо больше, чем мне. Хоть он и вряд ли в этом признается.
— А как насчёт вашего биологического отца?
— Я не поддерживаю с ним связь, — холодно отрезает он, и я вспоминаю их последнюю встречу у дома.
К счастью, на этом неприятная тема закрыта.
— Оливер Майн, газета «Кросс», — представляется лысоватый мужчина в малиновой рубашке. — У меня вопрос относительно вашей спортивной карьеры, Рид. Заслуженный тренер Джонатан Тёрнер считает вас одним из лучших среди своих боксёров. И ведь действительно на чемпионате штата вы вошли в пятёрку сильнейших. Однако, к моему удивлению, решили отказаться от дальнейшего участия в турнире…
— Да.
— Можно ли узнать причину?
— Потерял интерес…
— Простите, что вмешиваюсь, — вставая, подаёт голос блондин, занимающий место в первом ряду. — Люк Маккензи, издание «Нью Дэй». Насколько мне известно, уже через несколько дней состоится полуфинал чемпионата, участие в котором принимает ваш друг, Картер Лерой. Не это ли стало причиной? Все мы помним, что этот парень весьма агрессивен по отношению к своим соперникам…
Аудитория начинает галдеть. Губы Рида растягиваются в улыбке. Я и не знала, что он отказался участвовать в чемпионате, дома эта тема не поднималась, а потому мне тоже не терпится услышать ответ.
— Нет, дело не в этом, мистер Маккензи. Профессиональная карьера боксёра меня не привлекает. Этот вид спорта для меня — скорее привычный способ выпустить пар и держать себя в форме.
— С формой, как видим, действительно всё отлично, — подмигивает ему Эбигейл.
Я едва сдерживаюсь, чтобы не закатить глаза. Какая дура…
— И всё же, я так понимаю, схлестнуться в поединке с лучшим другом вы не хотели бы? — не отстаёт вцепившийся в Рида журналист.
— Это происходит почти каждую тренировку, так что вряд ли стало бы для меня неким новым опытом, — смеётся Брукс.
— А как вы оцениваете его шансы на успех? — снова забирает себе слово Оливер.
— Картер Лерой — номер один в штате. И скоро он всем это докажет, — голосом, полным уверенности, отвечает Рид. — Моего друга ждёт большой успех.
— Да уж, если не получит дисквалификацию, — насмешливо выдаёт Маккензи, очевидно имея ввиду тот случай с парнем, серьезно пострадавшим на ринге от кулаков разъярённого Лероя.
— Ох парни, вы всё о своём. А я вот думаю, что женскую аудиторию интересует прежде всего наличие или отсутствие у тебя подружки, — хихикает Эбигейл.
— Не так давно вы расстались с Викторией Адамс, а ведь были вместе три года, — говорит кто-то из зала.
— Всё когда-то заканчивается. Мы расстались без претензий друг к другу, — поясняет он.
— А девушка у тебя сейчас есть? — повторяет свой вопрос ведущая. — Такой привлекательный юноша.
Небось для себя и спрашивает.
— Есть.
— Что ж, ей повезло.
— Как знать. Поверь, Эбигейл, начинка придётся по вкусу не каждой.
О, ну хорошо, что ты осведомлён о своём отвратительном характере, парень…
Эбигейл в ответ снова улыбается. Тупица…
— Эмили Чаковски, радио Бэй. Скажите, Рид, как вы отнеслись к появлению в доме семнадцатилетней Дженнифер? Ваши знакомые утверждают, что радости вы не испытывали.
Господи Боже! Слышу своё имя и начинаю нервно ёрзать. А так хорошо сидела! Радовалась тому, что не привлекаю внимания. Разодели-то меня на совесть! В ярко коралловое платье.
— Не могу сказать, что был в восторге. Всегда непросто принять в семью, как тебе кажется, постороннего человека, но… сейчас мы неплохо ладим. Не так ли, Дженнифер? — поворачивается ко мне.
Я киваю и, глядя ему в глаза, пытаюсь улыбнуться.
Чушь собачья.
Позавчера мы подрались на кухне.
Потому что с недавних пор нас снова стало трое: я, он и наша взаимная Ненависть.
Именно так с большой буквы.
Потому как то, что происходит сейчас, по масштабам значительно превосходит то, что было ДО.
— Ну а вы, ребятки? — обращается Эбигейл к Максу и Бэт. — Были рады сестричке?
— Мы любим Дженнифер, — спешит заверить её Бэт.
— Ну а что насчёт тебя, красавчик?
Макс напоминает по цвету помидорку. Думаю, ребёнка смущает чересчур открытое декольте ведущей.
— Как можешь охарактеризовать сестру?
О нет… Почему она задала этот вопрос именно ему. Сейчас начнётся! Троллище. Франкинштейн. Мерзкий гном.
Сначала Макс молчит, а потом выдаёт то, отчего сжимается моё сердце.
— Дженнифер — умная и весёлая. А ещё смелая и бесстрашная. Умеет дружить и хранить секреты. В общем, для девчонки, она ничего так, — подытоживает он, внимательно изучая свои модные кроссовки, и я едва сдерживаюсь, чтобы не обнять его и не разреветься.
— И красивая, — подсказывает ему Бэт.
— Само собой, — ворчит Макс. — Я же сказал.
— Не сказал.
Я закусываю губу и смотрю на брата и сестру. Люблю этих двоих…
— А у меня вопрос к Грейс, — снова поднимается со своего места блондин в ярко жёлтом костюме. — Нам удалось пообщаться с матерью Дженнифер, Эмили. Она, конечно, убедила нас в том, что отношения между вами хорошие, но мы так и не поняли, зачем девочку отправили в Штаты прямо перед выпускным классом?
Они ездили в Канаду к Эмили? Серьёзно? Или это шутка такая…
Похоже, я только сейчас начинаю понимать, что конкретно имела ввиду Грейс, когда произносила фразу «наша семья сейчас под пристальным вниманием».
— Были на то причины, — отвечает папа, впервые за сегодняшний вечер вступивший в разговор.
Он вообще не хотел принимать участие в телешоу, но жене и представителю пиар-службы всё-таки удалось уговорить его.
— Не озвучите? — делает паузу этот кретин. — Мы узнали, что Дженнифер накануне вашего визита имела неосторожность попасть в полицейский участок.
Люди начинают оживлённо перешёптываться.
Чёрт, чёрт, чёрт… Я в глубоком шоке. Мне и в голову не приходило, что всплывут такие нелицеприятные подробности.
— Выходит, мать не смогла справиться с собственным ребёнком? Может быть, это — последствия глубокой душевной травмы? Ведь вы оставили одну семью, чтобы обрести своё счастье в другой…
Какой мерзавец этот Люк Маккензи! И, судя по лицу, происходящее, несомненно, доставляет ему истинное удовольствие.