Моё сердце болит, меня выворачивает наизнанку от осознания того, что он уехал. От того, что он снова поступил так, как посчитал нужным. Цинично и безжалостно поставил точку.
Просто оставил меня погибать…
И этот его поцелуй только всё усугубил. Мне было бы гораздо легче, если бы я не прочувствовала его отчаяние на своих губах.
Поцелуй с привкусом боли, горечи и разлуки…
Самый мучительный.
И вместе с тем, самый прекрасный.
Сумасшедший, горячий и неистовый, как он сам.
И то, как нежно он прикоснулся ко мне после… Прощаясь. Так, как ему совсем несвойственно.
Я живу одними воспоминаниями. Проматываю словно старую видеокассету. От начала и до конца. Восстанавливаю всё в деталях. Плохое, хорошее…
Мне это необходимо. Иначе сойду с ума.
Перебираю вещи из той коробки. Снова и снова. И улыбаюсь глядя на его детские рисунки и фотографии. Как же мне его не хватает! Немыслимо, насколько сильно и глубоко я привязалась к нему. Даже сама не ожидала.
— Ну вот что, — прямо надо мной раздаётся голос отца, и я невольно вздрагиваю от того, что он нарушил мою немую тишину. — Поднимайся, Дженнифер, достаточно!
Мои глаза слезятся от яркого света, который он впустил в комнату, подняв жалюзи.
Как лежала, так и лежу. Не шелохнулась даже. Только зажмурилась крепко и натянула одеяло повыше.
— Дженнифер, ты слышишь меня? Вставай!
Кровать проседает под тяжестью его веса, и мужская ладонь осторожно касается моих волос.
— Три недели прошло. Прекращай хандрить. Пора думать о будущем.
Три недели. А будто бы целая вечность…
— Тебе постоянно звонят твои друзья. Дочь Брэда Пирса приходила.
— Я не хочу никого видеть. Исайи хватило по горло, — зло отвечаю я.
Даже вспоминать не хочу нашу встречу.
— Он ведь добра тебе желает…
— Пап, уходи, — охрипшим голосом говорю я.
Стягивает одеяло и смотрит на меня так, словно перед ним предстало самое жалкое зрелище на свете. Хотя, пожалуй, так и есть.
— Немедленно вставай! Решила похоронить себя заживо из-за мальчишки? Выброси всю эту чушь из головы, поняла меня?
— Бен, — произносит незнакомый голос.
Только сейчас замечаю, что мы не одни.
На пороге комнаты гость.
Точнее гостья.
Худосочная пожилая женщина, обвешанная разноцветными бусами. Одетая в аляпистое нелепое платье с изображением каких-то тропических птиц.
Я от вида этой чудаковатой дамочки даже привстала.
— Дженнифер, это Зельда, — изрекает отец, когда ловит мой озадаченный взгляд.
— Нет, нет, только не мозгоправ, — качаю головой я. — Мне хватило этого в Канаде.
— Ну что ты, милая, я называю это — специалист по делам душевным, — подмигивает мне старушенция.
— Тем более…
— Оставлю вас, — кивает Зельде отец.
— Может, не стОит? — молю его я, изображая морду кота из Шрэка.
Бабуленция заливисто хохочет и проходит в комнату. Я наблюдаю за тем, как она ставит доисторический редикюль на стул, извлекает из него какие-то предметы и раскладывает их на поверхности стола.
— Давайте только без этой психологической чуши. Тесты, картинки и прочее. Я уже проходила через это и повторно делать это не хочу.
Зельда молча разглядывает комнату Брукса. Цепляет взглядом и коробку с его добром, и одинокую гитару на стене.
— Как давно ты играла на ней? — спрашивает, усаживаясь, к моему удивлению, прямо на пушистый ковёр.
— Я не хочу играть на ней, и с вами общаться, если честно тоже…
— Твой папа беспокоится о тебе, но я здесь не для того, чтобы успокоить его. А для того, чтобы помочь тебе, Дженнифер.
Я фыркаю и отбрасываю одеяло, намереваясь уйти.
— Иногда нужны свободные уши. Человека постороннего и равнодушного к твоей судьбе, — пожимает плечами.
От этого жеста серёжки в форме зелёных арбузов начинают крутиться с бешеной скоростью. Я замираю и удивлённо моргаю.
— Вертятся, да? — бесцеремонно залезая в коробку с вещами Рида, спрашивает она.
Я молчу. Она такая странная. Ненормальная. Открывает тубу с мыльными пузырями и выдувает огромные прозрачные, радужные шарики. Улыбается.
Совсем ку-ку.
— Ты ведь знаешь, я скажу отцу столько, сколько ты позволишь.
Это правда. Порядочные психологи не делятся деталями разговора со своими клиентами.
— Я могу задавать тебе вопросы? — переводит на меня внимательный взгляд и нарочно выдувает тучу пузырей в мою сторону.
Я разглядываю её безупречный макияж и укладку в стиле ретро. Наверняка, в молодости эта карга потрепала нервишки многим мужчинам.
— Или ты очень занята? — кивает в сторону постели. Издевается.
— Валяйте, раз уж пришли, — мотыляя ногами, великодушно разрешаю я из чистого любопытства.
Эта Зельда как дитё, честное слово. Теперь вертит в руках детский лабиринт с шариком и на полном серьёзе увлечена шарадой.
— Вы же небось, кучу денег берёте за эти свои чудо-сеансы, — нарочно хамлю я.
— Нет, пришла по старой дружбе.
— В смысле? — не понимаю я.
— Года три тому назад я уже была здесь. В соседней комнате.
Она в этот момент достаёт из коробки телефон и пожимает плечами. Я от изумления даже теряю дар речи. Выходит, что она знает про аварию? Или чистое совпадение? Тогда зачем она была здесь?
— Вы знакомы с Ридом?
В глотку словно песка насыпали.
— Да. Если мы говорим об одном и том же упрямом и вспыльчивом грубияне, — она хихикает словно пятнадцатилетняя девчонка. — вообще-то он — хороший парень, но упорно старающийся преподнести себя в ином свете. Это его защита. Синдром ножниц. Человек отрезает от себя ненужных людей, активно используя удобный ему способ: унижение, силу.
Она прямо в точку попала.
— Дай угадаю. Тебя он не взлюбил с самого первого появления в этом доме.
— Ну прямо ощущение, что вы грёбаный экстрасенс, — раздражаюсь я.
Зельда снова хохочет.
— Что ты, куда уж мне неудачнице…
— Вы собирались задавать вопросы, — напоминаю ей я.
— А ты значит, уже готова отвечать? — язвительно подмечает она.
— Просто хочу покончить с этим побыстрее.
Она понимающе кивает.
— Замкнуться в себе всегда успеешь, детонька. А пока позволь поразвлекать тебя.
Она протягивает мне мешок с кубиками, на которых изображены картинки и просит выбрать один из них, в параллель задавая вопросы.
— Твой любимый цвет?
— Сейчас чёрный.
— Если бы могла наколдовать погоду, то…
— Дождь. Проливной. На месяц, — не задумываясь говорю я.
— Тебе нравится одиночество? — усаживается на кровать рядом со мной, вынуждая поджать ноги.
— Да, мне комфортно одной, если вы об этом.
— Костёр или вода?
— Костёр.
— С каким животным себя ассоциируешь? — она снимает со стены гитару.
— Не знаю…. Пантера?!
— А его?
Наглая такая!
— Змея… Он также умеет отравлять ядом, — смеюсь.
Зельда перестаёт брынькать на гитаре. К слову, играет отвратно, хотя навык имеется.
— Ну ладно. Хищник. Тигр, наверное, — задумчиво отвечаю я. — А вы, птица небось?
Намекаю на её любовь к пернатым.
— Твоё самое сильное качество…
— Независимость… раньше. Теперь не знаю.
Она опять мучает струны гитары. Рид бы не выдержал этого издевательства над музыкальным инструментом.
— Верить в чудо или быть реалистом?
— Затрудняюсь ответить.
— А если бы отвечала пару лет назад?
— Быть реалистом.
— Прыжок с парашютом или погружение с аквалангом?
— Первое, — непроизвольно улыбаюсь я.
— Ради своего блага пройтись по стеклу или срубить дерево?
Я вообще не вижу связи… Бред сумасшедшего.
— По стеклу.
Она кивает, оставляет гитару и зачем-то протягивает мне перчатки Рида, которые лежали до этого на столе.
— Дарить подарки или получать, Дженнифер?
— Дарить.