Вот только подражание всегда проигрывает оригиналу. Так было всегда. Так будет всегда.
Я знаю чего хочет вождь варваров.
Растянуть легион в атаке, разрубить змею пополам и добить массой.
В центре тяжелая пехота, закованные в железо бородачи, где каждый - сам себе воин. Усмехаюсь от последней мысли.
На правом фланге - звериная морда на серой тряпке варварского штандарта, далеко отсюда, не видно. Вождь и его советники. Они перенимают наши привычки, быстро учатся. Все же - верю, тот момент, когда ученик превзойдет учителя, произойдет не на моем веку.
Я предвижу это, и поэтому сегодня мы победим. Левый фланг - легкая босота.
Легион. Все пятнадцать центурий. Строем. Стоят. Молча. Сомкнуты щиты, сомкнуты зубы.
Пока без пилумов.
Черная волна врезалась в медный берег и откатилась назад розовой пеной. Окружила, заволновалась, пытаясь откусить со всех сторон.
- Держать строй!
Черная волна бьется о ряд сомкнутых щитов снова.
Тщетно.
Понятие "Сам себе воин" изживается не в варварских деревушках под крышами из шкур.
- Готовсь!
Новая волна, и золотой орел вдруг, вздрогнув, почти падает.
Черная масса воодушевленно ревет.
Еще чуть-чуть.
Ну, им кажется.
Новое подкрепление варваров с флангов на центр.
Меняюсь с уставшим бойцом первой линии.
Бородач напротив пытается освободить отяжелевший щит, перерубить пилумы. Тщетно, окованные железом древки крепки, в лазейку с оттягом влетает гладиус.
Перекошенная рожа перечеркнута алым, хрипит и падает под ноги.
Сбоку кто-то ловко машет серпом и словно одобрительно кивает. Серпом? Осторожно кидаю взгляд. Уф. Показалось.
- Держать строй! Правые - плотнее!
Варвары перекидывают еще одну часть сил на центр, полностью оголяя фланги. Надеются проломить, духа им не занимать, щиты вот-вот дрогнут, гастаты первых рядов давно сменились принципами, а то и триариями, но...
Ревет труба.
- Барр-ра!
Атака легиона - это скала сорвавшаяся с горы. Ее нельзя остановить. От нее можно уклониться - если повезет. Варварам никто не давал такой команды. Не успели.
Потому что вторая турма тяжелой конницы, та самая что "далеко, в двух дневных переходах отсюда" врубилась и вмиг смяла оголившийся правый фланг. Как раз там, где качался штандарт их вождя.
Катафрактарии собрали обильный урожай, вмиг выкосив всю верхушку. Марс радостно потирает руки, легион, чавкая сандалиями по кровавой каше, добирает последнее.
Рим снова торжествует.
Все тот же юнец-всадник. Выжил, лорика хоть и не помята, но вся забрызгана красным. Красное на серебряном. И я уже не вижу своего хмурого отражения.
- Он зовет тебя. - И тут же поясняет, - Советник мятежников. С "ихтосом" на платке, из слуг нового бога. Хотя, воду в вино он нам не превратит, и сам не воскреснет, - Юнец частит в горячке боя. Бой не торопится отпускать его, а кровь требует выплеснуть накопившийся жар.
Победа. И все же почти две центурии напитали кровью ссохшуюся землю. Варваров легло в разы больше, но этих-то кто когда считал.
Странно, я полагал что удара тяжелой конницы не выдержал ни один бунтарь.
- Он умирает. Говорит, знает тебя. Похоже, эллин.
У меня нет знакомых эллинов. Разве что пара старых рабов в родовом поместье, но это было давно. Он же явно не из тех.
И впрямь.
Средних лет, незнакомый, а у меня хорошая память на лица.
- Я знаю тебя, - розовые пузыри лопаются на губах. Платок с грубо вышитой рыбой тщетно прижат к боку.
- А я тебя нет.
- Вижу, и спутник твой с тобой. По правую руку. И серп в руках его. Он первый.
Серп?
Меня раздражают и пугают эти слова. Потому что первый встречный не должен и не может этого знать.
Подошедший тихо Молчун косится вправо - там пусто, лишь светлый песчаник скалы, и даже ящерице не укрыться от зорких глаз вексиллария.
Знаменосец решает, что умирающий бредит: чего не привидится после лютой сечи.
Я же отпускаю его жестом. Молчун, поняв, оставляет нас.
- Ты видишь его, ты пророк, мессия?
- Неет... - голова бессильно упавшая на грудь, вновь поднимается. Для того чтобы окатить меня океаном боли из карих глаз. Некогда тонкий нос - перебит, хитон изодран. След копья, вывернувшего пару ребер и зацепившего внутренности, говорит, что жить эллин будет недолго, и в муках.
- Неет. Не мессия. Не называй меня так. Тот был один, и ты был в том саду, центурион, тогда еще простой караульный. Я знаю, мне открыто. Потому я здесь. Мы долго шли навстречу друг другу. Не так я это себе представлял. Умирающий снова закашлял.
- Зачем?
- Донести волю.