Дохляк во мне рвется наружу и хочет, хочет.
Хочет того же, что и его приятель Корнелий.
Тепла и ласки. Пусть даже вот такой. Так бывало.
- С ней развлеклись железом дознаватели, а вот о простых радостях забыли, им же нельзя. Ну и перестарались. Может потому что нельзя, потому и... - бормочет служка то ли мне, то ли себе. - А вот нам, простым смертным, можно.
Снова брезгливо морщусь. Корнелий предвкушает. Он готов, и уже хочет сорвать грязную тряпку, что прикрывает тело.
- А еще кто?
- Сам аптекарь помер вчера. Только место занимает, мортусы еще не вынесли.. Стало быть остались Парра, Вильялобос и Хорхе. Эти нам не помешают. - Посмеивается.
Три куска мяса.
Страшила, где-то на грани изнанки важно кивает.
А вот хрен тебе.
С дохляком надо завязывать.
Пожалуй, подставлю и его, и старого приятеля.
Я должен убить Надежду - тут Страшила доволен.
Для того, чтобы сделать ее свободной. Не допустив.
При этих мятежных мыслях Страшила морщится, словно сожрав незрелое яблоко.
Корнелий же, приняв молчание за согласие, продолжает, - займемся девкой плотно, она с перепугу, от позора и боли даст новые имена, а это прибавка и одобрение.
- Девкой?
- Ну же. Не узнаю тебя, Викториус.
- Я не Викториус.
Короткое, но широкое лезвие засапожника всегда при мне. Ставлю ногу на лавку, поправить штанину.
А может, подарить и ему надежду?
Мне никто не дарил.
Нет, бегающие глазенки подельника-крысеныша подернуты вожделением. Этот пойдет по головам любой ценой. По моей тоже, вопрос лишь в цене.
Сталь юрко прячется в рукаве.
- Бабу, говоришь, и с одобрением?
И Корнелий пучится, заполучив холодное железо в живот, силится что-то сказать, и - умирает.
Щелкает железо оков.
- Беги. Пока я добрый.
Пекарь хватает воздух выпученной рыбой. Жадно пьет из котелка.
Оковы щелкают снова.
Так три раза.
Город почти вымер, местные смогут спрятаться и переждать.
Надеюсь.
Эсперанца умирает у меня на руках.
Тихая легкая смерть, если знать как.
Я центурион, я - знаю.
Дохляк внутри сжался в уголок, на миг возникает жалость. Он не виноват, что у него вдруг возник я.
А может - как раз и виноват?
Окидываю взглядом его кровавую машинерию.
Это - его легионы.
Поднимается злость. Я всегда был за честный бой. И ты будешь за все платить.
Дохляк никнет в уголке, сил на сопротивление у него нет.
Он сдался. Слабак.
Займу ли я теперь место тех, кого отпустил, не знаю. За моей спиной стоят совсем иные легионы, не могу их подвести, как никогда не подводили меня они.
Я не буду прятаться.
Грек был прав, я вечен. Где окажусь вскоре - не знаю, но оно меня не страшит.
Почему?
Страшила ушел куда-то далеко. Возможно не насовсем.
Но его место теперь заняло что-то светлое. Появилось на миг и исчезло. Становится легче. Светлее как-то.
Кажется, у нее рыжие волосы. Как у меня.
Точно знаю - сейчас я все сделал правильно.
Иногда, чтобы обрести надежду, надо кого-то убить.
Предвосхищая
- Стопай!
- Ок!
- Порт?
- Норм.
Клиповое мышление предполагает такое же общество. Все быстро, в темпе, как выстрелы, и жизнь проносится мотыльком. Я вжился. Влился. Я - свой.
- Заходим, - это Седьмой, он всегда первый.
- Внутри.
- Подвешивай.
- Уязвимости уже нет, - удивленный возглас Санты.
Заштопали дырку что ли. Неужто эти скряги наняли хорошего админа, а тот выбил кредиты на полноценного боевого ИИ? Предчувствие, удача, слив с подставой?
- Вчера была, сегодня нет, - Седьмой взволнован, даже через чат чувствую раздражение и обеспокоенность. Хотя казалось бы, что могут передать голые символы на экране?
Дверца не манит тонкими фанерными заплатками, как вчера, а ощетинилась железными заклепками бронеплиты. Не удивлюсь, если команду наших "давил" вовсю уже пасет СБ.
- Использую брутфорс. - Санта пытается импровизировать на ходу. Топовый давила из тайского гетто не любит излишний риск, но чует когда можно.
- Долго, отбой! - орет Седьмой.
- Погодь. - Это уже я. Я доверяю внутреннему хронометру Санты.
- Рыжий?
- Ща!
Зачем ломиться в бронедверь под камерами и прожекторами. Смешно, даже новички на таком попадаются редко. Мы не новички. Группа "OF$!" ураганит в северном полушарии уже пятый год: восемь банков данных у корпораций средней руки, семь технологических секретов, переписка трех особо продажных политических проституток с высших постов, и четыре мелких демонстративных теракта в системах управления городами. По мелочам же не считаю - рутина. Робингуды для светлого будущего, против системы, чтоб ее. Максимализм незрелых умов и романтика вкупе с холодным расчетом. Мы хотим иной , более светлый мир, где солнце и каша не по талонам, и не для себя любимых, а побольше. Для всех.