Действительно, за разговором и не заметил, что метель поубавилась и заметно посветлело.
— Ладно, на сегодня хватит, — устало вздохнула она.
— Вот, была бы дорога, подвёз бы Вас. Жаль, что её нет, да и всё замело, — бодро предложил я и почти сразу пожалел.
— Дороги есть. Емеля проложил. Говорила же тебе, что он машину купил. А снег, так это дело нехитрое. Эй, Горыныч! — Крикнула она громко куда-то под облака, сложив ладошки рупором.
Я поднял голову, готовясь увидеть… Впрочем, и сам не знал, что готовился увидеть.
— Горыныч, поди сюда! — продолжала звать Ядвига Ивановна.
— Что ты орёшь на весь лес, — услышал позади себя незнакомый голос.
По обочине бодрой походкой к нам приближался невысокого роста мужчина, лет шестидесяти, одетый в армейскую камуфляжную одежду, какую военные носили ещё до странной формы от Юдашкина. На ногах финские валенки из телевизионной рекламы. На голове вязаная шапка. Он, не торопясь, подошёл к нам и протянул мне руку:
— Здравствуйте, — сказал он мне, протягивая руку.
Я протянул в ответ свою через окно автомобиля, и пожал его неожиданно крепкую ладонь.
— Что шумишь? — повторил он свой вопрос, обращаясь к Ядвиге Ивановне.
— Чего, чего? Почисти-ка дорогу до дому.
— Ага, ты тут битый час колобродила. Вон, люди из-за тебя ехать не могут. А теперь помоги. Ты что, старая, издеваешься? — выговаривал Горыныч.
— Да я не… — попытался вступиться за Ядвигу Ивановну, но меня никто не слушал.
— Вот именно, целый час надрывалась и всё без толку. И всё из-за тебя.
— Говоришь, из-за меня? — возмущался мужчина.
— А то из-за кого же. На дворе февраль, а он в угоду своему племянничку теплынь на дворе устроил. Видишь ли, Емеле ездить по снегу неудобно, — продолжала возмущаться баба Яга.
— Да ладно тебе, Ядвига Ивановна. Перед человеком неудобно, — засмущался Горыныч.
— Вот раз неудобно, давай чисти дорогу, — не отступала та и, повернувшись ко мне, спросила. — Ну что, не передумал, старушку через дорогу перевести?
— Конечно, конечно, Ядвига Ивановна. Садитесь.
Баба, так сказать, Яга неожиданно проворно перебежала дорогу и одним махом оказалась на пассажирском сиденье.
— Поехали! — скомандовала она, пристёгиваясь ремнём безопасности.
— Куда… — не успел задать вопрос, как перед капотом автомобиля метра на четыре оказался чистый асфальт и ни одной снежинки с неба.
— Давай, давай, — подбодрила меня бабулька и, повернувшись к открытому окну, крикнула. — Пока, Егорыч. Колобки спеку — заходи.
Горыныч, то есть, Егорыч, усмехнулся, покачал головой и только махнул рукой, мол, езжайте уж. Дорога была знакома. Во всяком случае, я так думал. Однако метров через двести Баба Яга замахала руками.
— Вот здесь, сынок, за вот этим домом поворачивай. Давай, давай, давай.
— Ядвига Ивановна, здесь же нет дороги, — возразил я.
— Какой «нет»? Говорят, поворачивай!
— И действительно, в указанном месте полоса чистого асфальта перед автомобилем повернула именно туда, куда показала бабуля.
— Да, давненько мы не виделись, — сказал я. — Отвык…
— Так заходил бы в гости, и привыкать бы не пришлось.
— Да, уж…
Хотел сказать, что, мол, так и ехал по дороге, но по факту было так: дорога бежала передо мной. И не просто дорога, и не просто бежала, а прекрасная на четыре метра вперёд дорога была лучше любого навигатора.
— Не переживай! — успокаивала меня Ядвига Ивановна, видно чувствуя мою растерянность. — Тут недалеко.
Дорога, повиляв для порядка, словно собака хвостом, окончилась около новых резных ворот. Табличка, со шрифтом, стилизованным под старославянские письмена, сообщала, что за воротами находится «Контактный музей народного творчества». В уголке таблички гордо красовалась подпись: «ИП Емеля». Из-за забора слышался детский смех и стук топоров. Довольно странное сочетание.
— Ну, вот. Что я тебе говорила, — вздохнула баба Яга. — Никакого покою нет. Пойдём.
За воротами меня ждало ещё большее удивление. Вместо простого деревенского дома стоял терем, больше похожий не на жилой дом, а на картинку из мультика. Какие-то дети кружились на карусели, летали по двору на ступе, прикованной цепью к огромному камню. За домом, на заднем дворе, печка, бодро дымя трубой, катала страждущих по кругу. Очередь извилистой змеёй огибала терем, ступу, печку, лотки с попкорном, сладкой ватой. Вдоль забора на жёрдочках сидели юркие обезьянки и, строя уморительные гримасы, таскали из карманов у ротозеев всё, что могли схватить — от денег, до телефонов. Немного в стороне семеро карликов, усердно стуча топорами, рубили новый сруб.