Гарри мечтал об этом, потому что стремился защитить свой собственный мир и всех вхожих в него. Мальчик запретил себе быть вместе с кем–либо, чтобы еще раз не переживать боль от потери друга. Сначала предательство Роберта, потом исчезновение Тикки и теперь уход Дориана. Быть рядом с другими, но не вместе. Так правильно, так не больно…
Том же мечтал о силе, сначала для того, чтобы отстоять свою позицию во внутренней иерархии приюта, в котором он жил, а потом уже стремился доказать всему факультету, что он, человек без имени и рода, стоит куда больше, чем все они, вместе взятые. И ему это удалось. Но со временем желание власти и признания его силы только усилилось. И Том решил идти к этому любыми из возможных путей, даже самыми темными, грязными и тернистыми.
Гарри так не мог. Мальчику была важна собственная репутация, чистая совесть и неприкосновенность свободы других.
Реддл убивал, не задумываясь, для Поттера страх убийства был на первом месте.
Том привык добиваться всего сам. Его совершенствование силы началось с того, что он старался дать сдачи и отбить свое. Гарри же всегда стремился уйти от насилия, и его магия часто помогала ему в этом. Поттер вел себя так не из–за того, что был трусом, а потому, что, если он пытался отбиться или давал сдачи своим обидчикам, его за это очень сильно наказывали Дурсли. Ему запрещалось поднимать руку на их любимого сыночка Дадли и его друзей. Гарри так же запрещалось любое неуважительное отношение к ним самим, чтобы они ни делали. Единственным вариантом оставалось избегание. Возможно, если бы Гарри имел возможность отвечать, он пошел бы по тому же пути, что и Том.
Поттеру всегда хотелось высоко взлететь, достичь чего–то самому, начать представлять из себя что–то куда большее, чем просто пустое место. Реддл же полагал, что, чтобы подняться в глазах окружающих, порой достаточно подрезать крылья тем, кто посмел занять позиции выше его.
Гарри и Том были одиночками. Поттер верил в дружбу, Реддл в выгодные связи. Гарри хотелось свободы, Том же поначалу не знал, что с ней делать. В детстве они оба мечтали найти человека, который был бы способен их защитить, и так же рано разочаровались в мире, поняв, что полагаться стоит только на себя.
Поттер теперь тратил дни августа на изучение нового материала и переосмысливание старого. Он писал интересующие его вопросы в отдельный свиток, намереваясь задать их преподавателям после возвращения в Дурмстранг. Черная карта немного тревожила его, но мальчик решил, что с этим будет разбираться уже в школе.
Снейп молчал. Гарри это вполне устраивало. Похоже, опекун окончательно убедился в психической нестабильности подопечного. Видимо, его весьма повеселила сцена похорон кинжала. Но Гарри было безразлично. Для него это были самые настоящие похороны. Первые в его жизни, и относился он к ним серьезно.
Зельевар теперь постоянно бросал украдкой взгляды на мальчика. Гарри же делал вид, что не замечает этого. Так же как и ежедневно подливаемую в чай Успокоительную настойку.
Мальчик свел все свое общение с опекуном до пожеланий доброго утра и спокойной ночи. Когда–то, в самом начале проживания в этом доме, он старался задавать вопросы о зельях. Но получал в ответ сначала пространственные лекции о собственном идиотизме, который несомненно являлся наследственной чертой Поттеров, а потом все–таки давал какие–то мудреные разъяснения, которые были явно не рассчитаны на десятилетнего ребенка. Опекун наслаждался выражением непонимания и растерянности на лице мальчика. Гарри быстро научился не задавать вопросов в этом доме. В принципе, у Дурслей было то же самое.
Во время совместного ужина Снейп внезапно решил поговорить с подопечным. Видимо, Дамблдор провел с ним воспитательную беседу по правильному обращению с детьми двенадцати лет, и зельевару пришлось выполнять нормативный минимум. Другого объяснения некоторым вспышкам относительной человечности с его стороны не находилось.
— Поттер, у тебя высокие баллы в школе, — констатировал Снейп.
— Да, — Гарри продолжил бороться с отбивной, которую можно было охарактеризовать как резиновую.
Зельевар на какое–то время замолчал.
— Я рад, что ты не опозорил меня.
Поттер поднял голову от тарелки.
— Если вы считаете, что моя успеваемость каким–то образом имеет отношение к вам, вы очень сильно ошибаетесь. Я занимаюсь только для себя.
Зельевар приподнял одну бровь.
— Ты уверен в этом?
— Конечно. Ваша похвала мне не нужна. Так же, как и защита вашего имени.
Снейп сверкнул глазами.
— Мне кажется, ты стал заниматься зельями, потому что ждал, что я признаю тебя. Но чтобы это произошло, ты должен был бы сделать что–то действительно выдающееся.