Иногда ему в голову закрадывались мысли о том, что Снейп мог бы относиться к нему иначе, если бы он поступил в Хогвартс и прошел бы распределение на Слизерин. Но сейчас Поттер понял, насколько было глупо рассчитывать на то, что этот человек в состояние до конца перешагнуть через свою ненависть к его отцу и забыть прошлое. Возможно, со временем ему удалось бы проявить себя в Хогвартсе и добиться хоть какого–то уважения, но насколько же сильно пришлось бы сломать себя для этого? Через сколько боли пройти? Дурмстранг поначалу был для него спокойной гаванью, конечно, стычки с Бруевичами немного попортили ему нервы, но даже это не напоминало эту жестокость.
Комната исчезла так же внезапно, как и появилась. Сфинкс лежал на полу и лениво перекатывал маленькие шарики.
— Человек часто представляет перед собой только одну сторону своих фантазий, забывая, что одно всегда влечет другое. Невозможно вырвать определенный момент из цепочки событий. Разрушение одного повлечет изменение всего остального.
Гарри устало кивнул. Блуждание по лабиринтам нереализованных возможностей утомляло его. Ему хотелось придти уже к самому концу этого пути.
— Это все реальное?
— Увиденное тобой — это отражение существующих вероятностей миров.
Поттер тяжело вздохнул, в голове не укладывалось все это.
— Долго ли еще идти? — спросил мальчик у существа.
Сфинкс подкатила лапой к нему один из шариков.
— А как много сомнений у тебя осталось?
Он сталкивался со множеством ситуаций, где не был уверен в правильности своего поведения. Неужели ему придется проходить через все это, чтобы позволить себе увидеть их со стороны, а потом отпустить?
— Я не знаю… — честно признался мальчик.
— Тогда иди дальше, — усмехнулся сфинкс и начал постепенно исчезать.
Чем дольше мальчик пребывал в этом странном месте, тем больше сомневался в стабильности собственной психики. Он помнил сказку об Алисе в стране чудес, а такого персонажа, как Чеширский кот, невозможно было забыть, но вот Чеширский Сфинкс… Это было что–то за гранью представления и понимания.
Практически вслепую Гарри отправился вперед, но ничего не происходило и не менялось. В какой–то момент он даже запаниковал, что остался совсем один в месте, где понятие направления было весьма условным. Поттер пожалел, что так опрометчиво бросился в эту авантюру. Он совершенно не просчитал возможные последствия и способы подстраховки. Как минимум, нужно было трансфигурировать из платка клубок и закрепить конец нити у двери, чтобы иметь возможность по ней вернуться назад. Гарри же поступил просто глупо, кинувшись во все это сломя голову. И вот теперь ему предстояло блуждать в этой тьме до полного физического истощения.
Когда мальчик уже мысленно успел себя несколько раз похоронить, перед ним появился он сам: такой же растрепанный, в чуть помятой форме и со шрамом на лбу. Зеленые глаза смотрели устало и немного обреченно.
— Я Ирраг Реттоп, твое отражение. Я лучше всех знаю тебя, — представился двойник.
Гарри удивленно приподнял брови.
— Возможно, это и так.
— Я знаю то, что ты скрываешь от других… Например, свою боль… — он облизнул губы. — Ты боишься быть преданным, поэтому так мало говоришь о себе, своем прошлом и о том, что тебе довелось вынести. Ограничиваешься общими фразами, надеясь, что из них никто не сможет вычленить то, что может ударить по тебе со всей силой и причинить нестерпимую боль. Ты опасаешься, что кто–то, даже случайно, сможет каким–то образом рассказать что–то такое, что лишит покоя и заденет тебя. Но с той же силой, что заставляет тебя стремиться обособиться от людей, боишься полного, абсолютного одиночества, что разъест тебя окончательно.
Поттер действительно был согласен с этими словами и не мог ничего поделать с собой.
— Я боюсь новой боли, — признался он.
— Конечно, — кивнул Ирраг. — Боишься настолько же сильно, насколько любишь ее. Ведь она, как ничто другое, доказывает твое существование, дает ощутить его со всей полнотой. Тебе страшно, что, когда это ноющее, колкое, разъедающее нечто исчезнет, то останется только пустота. Ты переживаешь из–за того, что считаешь, что способен по–настоящему чувствовать только это…
Гарри не мог не признать этого. Мальчику казалось, что сейчас выворачивают все его существо наизнанку.
— Ты хочешь признания близких людей, чтобы они боготворили тебя, заботились… Тебе приятна ревность Дориана, потому что в твоем изломанном сознании это приравнивается к одному из проявлений дружеской любви… Ты ищешь тех, кто мог бы принять ответственность за тебя. Можешь сколько угодно говорить о плюсах самостоятельности, но это не меняет твоего желания быть зависимым хоть от кого–то.