Чуть позже мне довелось наблюдать сцену, когда Стан выбежал из комнаты Гарри с выражением абсолютного безумия на лице. Он сбил меня с ног, но совершенно не заметил этого. Я еще долго стоял около комнаты Поттера, созерцая то, как на его лице попеременно отображается грусть, боль, бессилие и усталость. В случае, если Дориан не шел на контакт и собирался сдаться, мне предстояло сделать что–то, что могло бы заставить его переменить свое мнение.
Ему нужно было увидеть, что все за него переживают, и что он один в поле не воин. Я наложил Империо на Гаврила и нескольких его однокурсников. Мне удалось внушить им, что от Дориана исходит опасность. Также я придумал историю о мертвом брате, но совершил одну ошибку, которая осталась незамеченной: упыри не нападают на людей, это делают вурдалаки. Уже лишь из этого можно было сделать вывод, что все происходящее — бред.
Под чарами невидимости я тщательно контролировал процесс избиения Дориана. В принципе, это продолжалось совсем недолго, я поставил на пути к поляне много сигнализирующих чар, которые точно дали мне понять, на каком расстоянии от нас находится Гарри и когда стоит все начинать. Стана били не сильно, это было тем, что я внушил им в первую очередь.
Так мне пришлось следить, чтобы Поттер не растерзал обидчиков Дориана. Когда он подбросил их в воздух, я смягчил падение вниз.
Для меня стало огромным шоком, когда я узнал, что Гарри отравили, и ему нельзя было использовать магию. Получается, я чуть не убил его своими руками. Единственное, что хоть как–то утешало в той ситуации, Стан и Поттер стали относительно нормально общаться.
После Нового Года Гарри и Дориан опять серьезно поругались. На этот раз я не знал, как себя вести с ними и что делать. В сложившейся ситуации виноваты были оба, но запереть их в какой–нибудь каморке, для того чтобы они наконец–то решили между собой все их проблемы, не имело никакого смысла. Они, скорее всего, подрались бы и наговорили друг другу куда больше обидных слов, чем до этого.
Я долго ломал голову над тем, что именно придумать и тут удача сама приплыла ко мне в руки вместе с Ламбертом. Украсть артефакт у мальчишки, дезориентированного Конфундусом, с помощью призывающего заклинания оказалось проще простого. Я подбросил его в вещи Гарри тогда, когда он был на занятиях. Факт невиновности Поттера был понятен всем, так что доказать его было очень просто.
На крайний случай, я был готов сознаться и понести наказание. Все это требовалось для того, чтобы Дориан наконец–то понял, что, когда твой друг находится в опасности, ты не будешь ждать, пока тебе разрешат ему помочь, а начнешь действовать.
Я был уверен, что Стан обязательно совершит какую–нибудь глупость для спасения Гарри, и не ошибся. Это вновь их объединило на какое–то время. К тому времени Гарри уже стал более уверенным в себе и наконец–то вышел из депрессии. Присутствие рядом с ним Стана делало его счастливее, да и на тренировках отсутствие размолвок сказалось благополучно. Мы вновь были одной командой, пусть и совсем недолго, чуть больше недели.
Потом случилась последняя ссора, в которой Стан позволил себе ударить по самому больному. Теперь уже Гарри не хотел общаться с ним. К этому моменту я совсем устал. Я стал сомневаться в нужности Дориана в нашем отряде, он постепенно увяз в эгоизме и вел себя на редкость отвратительно.
Я решил, что те, кто не усваивают уроков, не нуждаются в дальнейшем обучении. Королевская кобра была последней попыткой вразумить их. Змея не убила бы Дориана. У полувампиров более высокая устойчивость к естественным ядам, то есть, времени для принятия противоядия у них больше. На всякий случай оно лежало у меня в кармане кителя.
Королевская кобра никогда не нападает сразу. Это происходит только в случае крайней опасности, и они часто делают ложные выпады, стремясь напугать человека. Я собирался обездвижить змею до того, как она кого–то укусит. Я не поступил так из–за того, что был сбит с толку, услышав, как Гарри разговаривает на парселтанге.
Альберт замолчал. Эдвин взирал на него как на сумасшедшего.
— Его нужно доставить к целителю, — пробормотал он. — Он совершенно ненормальный.
Мирослава нахмурилась, она выглядела абсолютно растерянной после услышанного.
— Что было написано на последней карте?
— Тот, кто кусает, сам должен быть готов к тому, что укусить могут его.
— Для чего все же ты это делал? Какая была основная цель? — воскликнул Дориан.
— Я хотел спасти Гарри. Хотел помочь ему. Хотя было и эгоистичное желание: он был тем, кто объединял нас. Если бы он отдалился от нас, отряд Благоразумных прекратил бы свое существование.
Гарри потрясенно смотрел на Грегоровича. Все это было для него? Для того, чтобы ему помочь?
Ему сразу вспомнился вопрос, который задавал когда–то Альберт: «Как ты думаешь, цели оправдывают средства?»
Впервые ради него кто–то так сильно рисковал собой и своим положением. Это было приятно. Но в тоже время способы, которые Грегорович выбрал для помощи, шокировали. Поэтому спустить с рук то, что он натворил, Гарри так же не мог.
— Нам стоит решить, что с ним делать? — тихий голос Офелии вывел его из задумчивости.
— Оставить все как есть. Если мы расскажем о нашем открытии Каркарову, он тут же исключит Альберта. Ему нет оправдания за то, что он пытался манипулировать нами и втягивал в это посторонних людей… Но Грегорович в то же время и пытался нам помочь. Думаю, нам стоит на какое–то время прекратить общаться с ним. Эмоциям необходимо улечься.
— Я тоже так считаю, — согласилась Мирослава. — Хоть это и делалось во благо, мне все равно хочется его укусить.
Гарри набрал пипеткой антидот к Сыворотке и собирался уже влить его Альберту, когда Дориан воскликнул:
— Да кто ты такой? Мерлином, что ли, себя возомнил, чтобы решать все за нас?
Грегорович так же механическим голосом произнес:
— Я считаю себя Альбертом Грегоровичем, носителем памяти Геллерта Гриндевальда и будущим изготовителем палочек.
В комнате повисла тишина.
— Каким образом ты оказался носителем его памяти? — дрожащим голосом спросил Эдвин.
— Я дважды умирал во время ритуала, который проводил мой отец. В первый раз мне была нужна способность видеть суть вещей, во второй — память того, кто занимался изготовлением палочек. Это нормальная практика среди нас. Брать знания предков — значит сохранить опыт, наработанный веками, и увеличивать его с каждым поколением. Но отец решил, чтобы я попросил память Гриндевальда. Старшая палочка была для него идеей фикс. Если бы я получил необходимые знания, то мой сын мог бы принять весь объем информации и стать самым великим мастером.
— Но Гриндевальд был от этого далек!
— Неправда. Он украл у моего отца старшую палочку и занимался изучением ее свойств. Он хотел создать непобедимую армию с сильнейшим оружием, но, как оказалось, далеко в этом не продвинулся.
Эдвин покачал головой.
— Твой отец просто воспользовался тобой. Это просто мерзко, не так ли?
Альберт все еще был под воздействием Сыворотки правды, и он смог отвечать.
— Я его люблю, он спас мать от позора, но я ненавижу его за то, что он сделал со мной. Помимо знаний Гриндевальда о Старшей палочке, у меня есть его воспоминания о зверствах немецких солдат.
Гарри поморщился. У него самого были чужие воспоминания, которые были крайне неприятными. Особенно среди них выделялись показные пытки предателей, но это он сам для себя выбрал, и любые претензии были только к нему самому. Ненавидел бы он кого–нибудь, если бы кто–то принял подобное решение за него?
— Почему твой биологический отец покончил с собой? — спросил Эрстед.
— Потому, что он прошел необходимые обряды за два месяца до свадьбы. Биологический отец увидел, что моя мать любит его меньше, чем он ее, и на волне общей нестабильности мировосприятия покончил с собой. По крайней мере, тело, похожее на него, было выловлено из реки через три месяца после исчезновения.