Рассказывать ребятам правду не имело никакого смысла. По крайней мере, сейчас. Гарри было необходимо для начала определить свою позицию относительно произошедшего, а потом уже впутывать в это все кого–то еще.
— С такими друзьями врагов не надо, — пробормотал он.
Гримм улегся на спину и начал перебирать лапами в воздухе, при этом тихо поскуливая. Видимо, это как–то развлекало его.
Поттер подошел к комоду и достал из нижнего ящика несколько пакетиков с конфетами. А потом его взгляд зацепился за отцовскую мантию–невидимку.
Мальчик осторожно извлек ее и покосился на Гримма, который теперь ползал на спине по полу.
— Сириус, перестань вести себя как собака. Будь человеком! — на недоуменный взгляд пса мальчик пояснил. — Обратись в человека, мне нужно кое–что с тобой обсудить. Я наложу на дверь несколько запирающих и заглушающих заклинаний, но на всякий случай ты набросишь на себя мантию–невидимку.
Блэк тут же принял свой нормальный облик и довольно улыбнулся.
— Отличная идея, жаль, что она не пришла к тебе раньше в голову. Мы бы могли чаще общаться, и я бы чувствовал себя свободнее.
Гарри, убедившись в действенности наложенных чар, уселся на кровать рядом с Блэком и протянул ему пакетик с конфетами.
— Мне очень нужен совет, — мальчик подпер рукой подбородок. — Но кроме тебя, больше не у кого спросить, только для начала пообещай, что не побежишь тут же мстить за меня.
Мужчина обеспокоенно высунул голову из–под мантии.
— Снейп? — спросил он.
Почему–то все были уверенны, что зельевар — самое страшное, что только могло приключиться с ним! Это было так смешно! Воображение Гарри подбросило ему картинку: израненный, в порванной одежде он возвращается после битвы с Волдемортом и стройный хор голосов с волнением интересуется у него: «Снейп?».
— Нет, это Альберт… — Поттер тяжело вздохнул. — Он был тем, кто посылал мне черные карты… Грегорович — это Глас Дурмстранга… Он притворялся им, чтобы… хм… хоть как–то поддерживать наши с Дорианом отношения и не дать нам рассориться окончательно. Способы осуществления этого ты видел сам.
Реакция Блэка оказалась весьма странной: вместо того, чтобы негодовать, он просто рассмеялся. Мантия сползла до локтей, от чего теперь казалось, что половина туловища просто висит в воздухе.
— Не ожидал от него… Ох… не могу, вроде бы тихоня тихоней… А смог такое придумать, организовать и успешно провернуть! Была бы возможность, я бы с этим парнем познакомился получше.
Удивлению Гарри не было предела.
— Он же поступил отвратительно!
Сириус отправил одну конфету себе в рот.
— Правда? И, тем не менее, он помог тебе, не так ли?
— По сути, да, — кивнул Гарри. — Но он также и навредил. Я так нервничал и переживал из–за этих карт. Да и два нападения на Дориана — это слишком!
— Ну, если быть совсем честным, то Стан вел себя как очень большая задница, — заметил Блэк, разглядывая фантик, который постоянно менял цвета. — Я не говорю, что он это заслужил. Змеюка меня самого могла бы оставить заикой, тут Альберт перестарался, видимо, вы его до печенок достали.
Поттер прищурился и посмотрел на крестного исподлобья.
— Мне казалось, что тебя все это должно было разозлить.
Лицо мужчины выглядело абсолютно спокойным, он с совершенно беспечным видом покачивал ногой и закидывал в рот конфеты.
— Возможно, я вел бы себя иначе, если бы сам не прошел через что–то подобное. На пятом курсе твой отец начал встречаться с Амандой Форстмид, тихой девочкой, которая любила единорогов и ванильные тянучки. На самом деле, в ней не было ничего примечательного, кроме хороших оценок и трудолюбия. По сути, она была типичной пуффендуйкой. Джеймс стал брать ее на наши общие прогулки к озеру, мы ничуть не стеснялись ее и вели себя как обычно Аманда, по большей части, молчала и просто наблюдала за нами. Я пытался растормошить ее, но бросил свои попытки, как нечто бесполезное. Вот чего никто не мог ожидать, так это того, что Форстмид влюбится в меня и заявит об этом Джеймсу. Надо ли говорить о том, что твой отец был уязвлен?! Аманда была для него временным явлением в жизни, он расстался бы с ней, как только та надоела бы ему. Но тут взыграла его гордость! Твоему отцу не пришло ничего другого в голову, кроме как обвинить меня в том, что я флиртовал с ней и отбил у него девушку! Нет, ты можешь себе это представить? — Сириус хохотнул и открыл второй пакетик со сладостями. — Так вот, я жутко оскорбился. Как Джеймс посмел так подумать обо мне?! В общем, где–то с месяц мы не смотрели друг на друга и только изредка переругивались. Это в конец достало Люпина, и он решил нас помирить сам, после того как убедился, что просьбы о том, чтобы мы сели и нормально поговорили, не были услышаны.
Ремус, уверенный в своей правоте — страшный человек. Так вот, он выкрал мантию у Джеймса и подстроил так, чтобы на зельеварении котел твоего отца весьма эффектно взорвался. После этого даже Слизнорт назначил ему отработку. Но это было только начало. После того, как твой отец отработал свое наказание и направился в башню, кто–то ошеломил его, взял его палочку и раскрасил все стены в коридоре черной краской, на которой через определенные интервалы времени поочередно проступали написанные зелеными чернилами его подчерком оскорбительные фразы о слизеринцах.
Скажем так, цензурных выражений там было мало. Никогда не мог даже представить, что Люпин знает столько ругательств! Правда, на тот момент я даже не мог предположить, что виноват он. Так вот, Ремус вложил палочку в руки Джеймсу и снял с него заклятие, как только Филч появился в коридоре, а тот не стал слушать никаких оправданий.
Дело усложнилось тем, что расколдовать стену сразу не удалось. Вся школа обсуждала это. Кто–то из слизеринцев даже потребовал временного отчисления для Джеймса из–за «сильного оскорбления личности». Я не мог допустить ничего подобного! Тут же пошел к Дамблдору и признался, что роспись стен — это моя вина, якобы я, таким образом, хотел отыграться за обиду, нанесенную мне. Джеймс об этом узнал и ему хватило ума не поверить в это, хотя он, скорее всего, просто спросил Питера, действительно ли я тем вечером играл с младшекурсниками в подрывного дурака и никуда не выходил из гостиной.
Таким образом, мы помирились. Правда, через несколько дней после того, как все улеглось, Люпин сознался, что это было его рук дело, и мы с ним полмесяца не разговаривали, но потом все же вновь начали общаться.
Сейчас, с высоты своих лет, я понял, что он был прав и поступил правильно. Если я не ошибаюсь, Ремус называл это негативной мотивацией или стимулированием… Хм… не помню точно, если интересно, можешь спросить у него самого. Думаю, Альберт проделал с вами нечто подобное. Это не плохо и не хорошо. Вряд ли ты простишь его вот так сразу, тебе потребуется время, чтобы осознать, что он не замышлял ничего плохого.
Слова Сириуса внесли еще больший разброд в мысли. Если бы он повозмущался вместе с ним, лелеять свою обиду было бы проще.
Гарри тяжело вздохнул.
— Понимаешь, когда Эдвин узнал все это, он некоторое время держал Альберта под Круцио… А потом мы напоили Грегоровича Сывороткой правды и под ее действием выяснились некоторые весьма сомнительные факты из его биографии, правда, они в большей степени касались его родителей, нежели него самого… В общем, Альберт стер воспоминания всем, кроме меня. Теперь я не знаю, что делать.
— Ты хочешь рассказать им о том, кто является Гласом?
— Да, — кивнул Поттер. — Какая–то часть меня считает, что это необходимо, но я не уверен в правильности своего решения.
Блэк чуть нахмурился и натянул мантию на плечи.
— Только вот для Альберта все начнется вновь. … Уверен ли ты, что Эдвин не продолжит изощренно издеваться над ним? На самом деле, меня не на шутку пугают его садистские наклонности. Я понимаю, что вряд ли ты перестанешь с ним общаться, хотя мне бы очень этого хотелось. Он нехороший человек. Мне не нравится, что Эдвин так легко поступился своей дружбой с Альбертом и даже не дал ему возможности оправдаться. Умелое использование Круцио в его возрасте — это слишком. Мне страшно от того, кем он может вырасти.