Боролись долго, но результат – ничья – устроил нас обоих. Не устроил он только тетю Аню, которой пришлось стирать рубаху и пришивать пуговки. Так мы и познакомились с моим лучшим другом в деревне Новый Олов.
Тогда еще крестьянам выдавали натурой зерно и семечки в мешках. В центре села был колхозный амбар, откуда это богатство утекало по сельчанам. Был еще клуб, в который киномеханик приезжал 2–3 раза в неделю. Его ждали, как ждут дети деда Мороза. Клуб всегда был набит битком, но попасть в него мог каждый. Билет стоил 10 копеек.
Там, на своей очередной малой родине, я впервые прокатился на тракторе, сел на лошадь, научился плавать (меня просто бросили в воду) и вязать веники для овец, попробовал шакшу (запеченную кровь барана), полюбил парное молоко и поймал первого хариуса.
Я приезжал каждый год до восьмого класса и жил там по месяцу. В 1968 году умер дедушка. На похороны приехало много людей. Тот плач над Новым Оловом до сих пор стоит у меня в ушах: тогда разом замолчали все кузнечики, был слышен только крик его дочерей… Оно и понятно: дети любили, как они называли деда, своего тятю.
Он был немногословным, работящим и справедливым. А главное, тоже очень любил своих детей…
Я возвращаюсь к нам домой. В маленьком палисаднике напротив крыльца была разбита клумба, где мило радовал глаз коврик (так называли маленькие красные цветы), а справа стояли качели, на которых мы любили качаться. За качелями папа выстроил летнюю кухню – любимое место летом.
Калитка слева вела в огород, а калитка справа выводила в ограду. Как я говорил, в ограде на пригорке стоял туалет. Вот с этого пригорка мы и учились кататься на велосипеде. У нас в семье велосипед был единственным транспортом, который расширял наши возможности. Первый велосипед «Кама» был большим, с рамой и задним сидением. Мы учились кататься с горки под рамой, ибо чтобы подняться над рамой, нужно было подрасти.
Это была техника, которая не знала отдыха, потому что претендентов на нее было много. Сначала нас катал отец. Иногда он брал двоих: один садился на раму, второй – на сидение. Кататься было безопасно, так как машин практически не было, а мотоциклов было мало. Падали мы часто, но велосипеды были крепкие. Не то что сейчас. Только иногда соскальзывали цепи или гнулись педали, но это все мы легко ремонтировали сами.
Кстати, я не стал водить ни мотоцикл, ни машину. Может, на это повлиял один случай. С мамой на КБО работала закройщицей тетя Галя Непомнящих. Мы дружили с ее сыном Геной. У отца его друга был отличный мотоцикл ИЖ-49 с люлькой. Мы решили покататься. Когда наступила моя очередь, я сел и поехал, но вдруг увидел, что по улице Первомайской едет милиционер, и то ли от страха, то ли судьба у меня такая была, я въехал в него: мы вдвоем – нарушитель и блюститель – очутились в канаве…
Благодаря велосипеду поселок становился меньше, все его окрестности, сопки, речки, черемуха, дикие яблочки, брусника, голубика, грибы и родственники становились ближе.
Сначала мы с отцом ездили на рыбалку на Куэнгу, приток Шилки, коя, сливаясь с Аргунью, образует Амур. Куэнга протекала с севера параллельно поселку и Транссибу, но потом сворачивала на запад, образуя узкое место, где почти смыкалась с железнодорожными путями, сопками и дорогой и брала поселок в клещи, которые могли почти закрыться при наводнениях. Могла и дорогу перекрыть, но железнодорожная насыпь оставалась незыблемой.
Помню, как мы выехали на рыбалку рано, на темном небе ярко светила лишь Венера. Потом появилось звездное забайкальское небо. Отец лег на траву, раскинул руки и сказал: «Какая же мы, люди, мелочь в этом бездонном мире…»
В жизни я видел множество разных картинок звездного неба в Африке, Южной Америке, Азии, Европе и всегда вспоминал слова отца, иногда добавляя: «Мелочь, а напакостить можем нехило».
А ведь родители научили нас относиться к природе как к своему дому. Даже когда мы ходили пешком по 10–15 километров за ягодой в тот же Мокрый Гаур, весь мусор забирали с собой, хотя при этом иногда несли еще по два ведра ягоды через сопки. И для нас это было нормой.
Вернемся к рыбалке. В основном на Куэнге ловили мелкую рыбу – гольянов и пескарей. Хотя можно было поймать карася, линя или хариуса – красивую белую рыбу с пятнышками по бокам. Но в случае с последним надо быть специалистом и ловить его поверху, используя мушки, потому что эта рыба любит чистую воду. Вот мы и ловили ее на перекатах, поверху, на крючок с мухой, который, прыгая на перекате, имитировал полет насекомого.
Кстати, чтобы иметь мух, нужно было их поймать. Ловить их удобнее всего было в летних кухнях, где обычно стояла сметана в чашке и лежала круглая буханка деревенского хлеба из русской печи, накрытая полотенцем. Мы могли поймать на столе сразу горсть наевшихся аппетитных мух – это было легко сделать. Шедевр ловли мух на лету – вот это уже шик! Кстати, я мух на лету до сих пор иногда ловлю.