Первые четыре учебных года она вела у нас все предметы и одновременно была нашей классной руководительницей, а затем – вплоть до окончания школы – преподавала русский язык и литературу, оставаясь бессменным классным руководителем. Кажется, на нашем классе ставился какой-то педагогический эксперимент. Не знаю, так ли это, но нам эти длительные и добрые отношения шли на пользу. Антонина Николаевна за эти годы хорошо узнала условия жизни и повседневный быт большинства семей своих учеников, что помогало ей по справедливости оценивать внештатные ситуации, время от времени неизбежно возникавшие в процессе учебы или связанные с поведением её мальчиков.
В младших классах она была для нас непререкаемым авторитетом. Мы понимали, что Антонина Николаевна искренне желает нам добра и стремится сделать из нас настоящих советских людей. Все, что она нам говорила, (воспринималось беспрекословно-снять) представлялось беспрекословным. Однако в старших классах её пространные воспитательные поучения уже не воспринимались нами так однозначно. Все чаще они подвергались сомнению и служили объектом подросткового ерничества, особенно тогда, когда наш бессменный классный руководитель пускался в плавание по коварным водам таких бездонных проблем, как взаимоотношение полов. Ведь секса, как известно, в Советском Союзе не было.
Антонина Николаевна, как помнится, следующим образом формулировала свое видение проблем взаимоотношений мужчины и женщины в капиталистическом обществе и у нас. «В капиталистическом обществе, – говорила она нам – десятиклассникам, эмоционально прижимая руки к груди, – женщина является предметом наслаждения, а у нас – товарищем по работе».
Однако «товарищами по работе» мы начали интересоваться лишь в старших классах. В младших же у нас почти у всех были два повальных увлечения: футбол и улица.
Наш двор
После возвращения в Москву из эвакуации с головой окунулся в захватывающую жизнь нашего двора и его обитателей – ребят моего и более старшего возраста, которые проводили во дворе большую часть дня. Такого бесконтрольного времени у них было более чем достаточно. Вскоре и я втянулся в распорядок жизни нашего двора – той «улицы», которая по бытовавшим у взрослых представлениям губит подрастающие поколения.
В подростковом возрасте на формировании личности мальчишек и девчонок моего поколения, наряду с влиянием родителей, школы, пионерских и комсомольских организаций, оказывали реалии наших повседневных дворовых будней, с их правилами взаимного ребячьего общения в дворовом коллективе, кодексом дворовой «чести», эталонами общепринятого уличного поведения. В определенном смысле в военные и первые послевоенные годы «двор» был нашей первой «школой познания жизни», воспитателем характера, «преподавателем» уроков добра и зла.
Человек, как утверждают психологи, рождается неразумным, лишь потенциально способным к мышлению. Разум, то есть способность осознавать себя и мир, появляется у него в начальные годы жизни и только под влиянием окружающих людей и обстоятельств. Именно это имел в виду Иван Сеченов, когда писал: «Из реальных встреч ребенка с окружающим материальным миром и складываются все основы его будущего психического развития».
В отличие от теперешних московских дворов, заставленных автомашинами, с робкими вкраплениями миниатюрных детских площадок, наш просторный двор хотя и не имел цивилизованного обустройства, служил привычной средой обитания для местных жителей – как для молодых, так и для людей старшего возраста. Мы считали, что вся территория двора принадлежит нам и предназначена для игр. С этим, правда, не всегда были согласны взрослые, особенно наш дворник. Оставаясь при своем мнении, мы все же иногда были вынуждены отступать, прекращая свои шумные и не всегда безопасные для окружающих игры, подчиняясь авторитету власти и превосходящей силы.
В хорошую погоду, летом часть двора превращалась в клуб для взрослых. Пожилые жители дома, – молодых мужчин в то время в нем практически не наблюдалось, – выносили стол и стулья. Они играли в домино, карты или просто сидели, покуривая и обсуждая свои дела.
Мы же проводили во дворе больше времени, чем в школе, он был для нас тем самым материальным миром, данным нам в ощущение, со всеми плюсами и минусами, присущими такой специфической среде обитания. Особенно сильно влияние «двора» и «улицы» в те годы сказывалось на ребятах 7–14 лет. Подавляющее большинство родителей таких ребят, – а у многих их комплект был не полный, находились на работе с раннего утра до позднего вечера, включая субботу, которая официально была рабочим днем. Подросток, вернувшийся домой после четырех классов школьных занятий, был волен самостоятельно выбирать предпочтительные варианты своего дальнейшего поведения. Самым привлекательным, бесспорно, было участие со своими дворовыми сверстниками в общих играх, забавах, шалостях и временами далеко не безгрешных проделках. Других вариантов времяпрепровождения у большинства ребят практически не было.