Проводить старого друга и собрата по воинскому сословию приехал сам каштартан Нуобат – тихонько сообщила им Татона. Дон поднапрягся и вспомнил, что так называется их провинция: Нуоб. Интересно, оно всё-таки герцогство или всего лишь графство? Впрочем, не одна ли байда? Этот босс местного босса вылит в общей форме: торс, конечности, лицо, снаряга – даже борода побывала в одной и той же парикмахерской. Двое из ларца одинаковых с лица. Встретишь обоих случайно, сто пудов перепутаешь, кому кланяться первому. И в междусобойных церемониях никакого разнообразия: ни к чему не обязывающие братские объятья. Демократия, едрён пень.
Собравшиеся вокруг отбывающего воины что-то долго с ним перетирали, топчась тесным кружком в кольце костров. Прощались, наверно. Затем каштартан Нуобат взял в руки саблю смертника и направил её в грудь хозяина. Всё это, конечно, торжественно, ритуально и величественно. Только вот горожан и прочих к самому эпицентру событий не допустили. Вообще непонятно, чего все припёрлись? А особо выморозило, что сюда притащили их с девчонками. Ведь уходящий папаша даже не соизволил подойти к дочерям и попрощаться по-человечески. Все слова прощания достались друзьям и соратникам в железе.
Кончилось всё тем, что вернувшиеся с холма горожане собрались на краю городка и разложили костры. Пили вино и пели, наверно, самые грустные свои песни. А неподалеку, у кромки леса раздавались глухие грозные песни воинов. Под утро они подняли тело каштара на погребальный костёр. Тогда и горожан позвали попрощаться с их господином и защитником.
Инга смотрела на огромный костёр, которым почтили её постороннего отца, какими-то странными глазами. Не знай Дон, что эта женщина попала сюда вместе с ним – из одного скатившегося с рельсов поезда – решил бы, что та и вправду что-то чувствует к этому ушедшему человеку. А, может, и так – кто их разберёт, этих баб? Сам же он со всей определённостью окончательно понял: больше нет студента и двух взрослых тёток, годящихся ему в матери. Остались один мужик и три девчонки, которых он будет теперь защищать, пока не надорвётся. И никуда не денется: эпоха деревянных решений канула в небытие. Всё, лафа кончилась.
На этой грустной ноте он улёгся в свою постель и закрыл глаза. В доме стояла мёртвая тишина – взрослые ещё не вернулись с поминок, послав слуг быстренько закинуть детей спать. Слуги добросовестно исполнили наказ и смылись обратно: допеть недопетое и допить недопитое. Дон всё это проследил на экране внутреннего радара – куда достал. По предварительным прикидкам его радар не был всевидящим: охват в радиусе километра – не больше. Хотя ночью он мог и ошибиться с ориентирами, по которым вычислял расстояния. Но в ближайших домах точно не было никого, кроме мелкоты. Которая, кстати, так же добросовестно замерла в статичном положении – видать, по кроватям. Никакой беготни по комнатам и дворам при полном отсутствии надзора. Ненормальные.
Дверь его спальни приотворилась – радар доложил, что три золотистых клопа проникли к нему, и вот-вот… Кровать заходила ходуном от тройного прыжка на её поверхность. Три золотистых клопа присосались к белой блямбе, олицетворяющей личность хозяина.
– Не делай вид, будто спишь! – прихватила его за ухо новоявленная сестрица.
– Кать, ты сбрендила?! – возмутился Дон, отбрыкиваясь от зловредной девчонки. – Больно же!
– Заткнись! – прошипела она, но ухо выпустила: – И запомни: я тебе никакая не Кать. Меня зовут Паксая.
– С каких пор? – деланно удивился он.
– С тех пор, как я умерла, – вдруг абсолютно спокойно ответила Катерина и прилегла рядом с ним: – Донатик, нужно привыкать. На нас и так уже косо смотрят. Не хватало ещё прослыть юродивыми. Их тут не любят.
– Откуда знаешь? – напрягся Дон.
– Разведка, – ехидно процедила Инга, усевшись прямиком на него. – Никогда не слыхал про такой аттракцион?
– Что значит: не любят? – потребовал конкретики Дон.
– Запирают в храмах, – помрачнела Инга. – А что там с ними делают, никто не знает. Ни один олигофрен оттуда не возвращался. У местных пунктик: борьба за чистоту расы. Кстати, мы узнали кое-что о предках. Они же далёкие предки, они же древние. Эти перцы жили что-то около пятисот лет назад. Но чем-то разгневали богов, и те устроили конец света. Ныне живущие представляют собой потомков тех счастливчиков, что пережили армагеддон. Как тебе история?