Приплыли – язвительно подвёл итог Дон. И представил своё комичное величие на голой ледяной вершине, под которой рыщут кровожадные чудища. Этакая грозная монументальная фигура, бренчащая замерзшими соплями – дорисовал картину дед. Девчонки их комментарии зафыркали презрением. Оно и понятно: мужики никогда не умели красиво фантазировать. А всё гениальное, что они написали или нарисовали, было стибрено у женщин. Дон попросил ему растолковать: как мужики, к примеру, так красиво натанцевали в балете? Там-то не стибрить – там собственные цыпки нужно трудить. От скуки пешего похода девчонки навалились на него с самой ядрёной критикой – деду понравилось. Короче, уже на второй день пути и разговоров Дона распирало от желания смыться, куда подальше. Это удирать, сломя голову, с его девками хорошо. А путешествовать – сплошное наказание.
Руф изо всех сил волочил ноги за своими покровителями и пылал пламенем мести. Не к грагам – чего взять с животины? Как только до него дошло, что добрый господин Грассин всё знал и бросил людей на погибель, в коллективе появился ещё один его недоброжелатель. Понятно, что с мальчишкой скорость передвижения значительно снизилась. Нет, Дон нередко вскидывал его на закорки, предварительно победив в смертельной схватке за мужскую гордость. Но теперь падала его собственная скорость – хрен-то редьки натурально не слаще. Не то, чтобы у них горело – не на самолёт опаздывали. Однако и поторапливаться стоило, пока Фуф с приятелями не соскучились и не бросились на их поиски.
Практичная Паксая попросила обеих гадин присмотреть по пути стадо диких коров. Таковое обнаружилось к вечеру второго дня. Лэти приманила корову с телёнком и здоровенным, трескающимся по швам выменем. Дон надоил полный котелок молока, после чего охмурённую корову отпустили восвояси. До апокалипсиса таким делом занимались исключительно женщины. Теперь же дойка выпала из разряда женского труда: добыть молоко из таких сосков могут только здоровенные мужские лапищи.
Руф о молоке не помнил – его память выбросила почти всё, что было с ним до гибели деревни. И теперь он смаковал его, цедя белое тёплое наслаждение маленькими глоточками. Потому, как всё та же злыдня Паксая запретила лакать его от пуза. Дескать, вреда от того может случиться больше, чем пользы. Вскоре правота Паксаи вышла наружу. Даже вылетела пулей, и Руф мужественно отсидел за неё под кустом, мыча от пережитого. Все проголосовали, что поутру парень на молоко и смотреть не захочет – не тут-то было! Паксая вытащила из ручейка с ледяной водой наполовину опустошенный котелок, и Руф сделал второе гастрономическое открытие. Сливки привели его в совершенный экстаз, хотя остальных при отсутствии хлебушка порадовали так себе. Приятное и полезное разнообразие, но не более.
Деятельный специалист по выживанию на подножном корму уразумел, в чём заключается проблема. И тут же принялся ковырять землю подаренным ему ножом древних. В награду он получил несколько грязных клубней, в которых все признали дикое земляное яблоко – Дон и не представлял, что этот овощ может быть столь рахитичным. Впрочем, печёным сошёл и такой. А уж со сливками слопали за милую душу. Всем стало понятно, что, по крайней мере, питание налаживается – жить можно, если экономить соль. Руф вообще оказался кладезем познаний. Он знал, как применить с толком прорву разных травок и корешков. Как наладить силки, как смастерить костяной крючок на крупную рыбу. Дон был прав: деревенский подросток напичкан практическими знаниями по саму маковку. А голод для него оказался результатом неубиваемого страха перед лесом – старики не выходили из деревни ни-ког-да.
Но, перлом коллекции Руфа оказалась информация: откуда в деревню приходят чудищи. Досталась она ему тяжело, как узнали спасители на ночном привале. Мальчишка не делал из этого тайны. Но и вспоминал без удовольствия.
Год назад он нарушил запрет и двинул в лес – чудища уже месяца три, как не появлялись. Весна, в гнёздах появились яйца – кто ж пройдёт мимо такого счастья? Он насладился им сполна и воодушевился, результатом чего оказался более отважный поход на реку. Верши сплёл тайком от деда, ибо войны не хотел. На реке быстренько побросал их в воду и забрался в камыши пошуровать насчёт утиных яиц – слышал, как те прилетели на старое гнездовье. Визг, хоть и отдалённый, заставил его подпрыгнуть выше головы. К ним наведались их мучители, а он тут, на открытом месте, и надо куда-то деваться.