— Когда надо? — уточнил Хран.
— Так, нынче же поутру уходить и сбирались. Уже, поди, на перевале. Всё промеж себя толковали, будто за ради того издалека тащились. С юга вроде. Оно и похоже: чёрные глазищи, как уголья горят.
— Чёрные? — недоверчиво прогудел Чедом.
— Как есть, чернущие, что твоя ночь. Правда, одна госпожа, как есть, нормальная. Да и девчоночка нашенская.
— Это, где ж у нас такие черноглазые водятся? — пробормотал Хран. — Степняки, что ли?
— Не, они из господ, — уверенно возразил парень. — Я степняков видал разок. Ещё по малолетству. Те чувырлы неумытые. А эти госпожи чисто голубки нежные.
— Голубки нежные да непристроенные, — с ехидцей проворковал Цвий.
— Заткнись, а! — досадливо попросил барр.
И сотворил на столе пудовые кулаки с разом побелевшими костяшками.
— А чего? И непристроенные, — невозмутимо изрёк пестун. — Да к тому ж красавицы. Брат, опять же, желает их сбагрить. Покойный Велмар — батюшка твой — помнится, наказывал мне тебя оженить. Бесись, сколько влезет, но наказ его я исполню. Чего супишься? Мордой не вышел? А и пускай её. Мужика не морда красит. Для того нам бабы даны. Молодчик тот — барр с юга — здесь чужак. И породниться с лучшим из барров для него честью будет. И твоей милостью, а не его. Он за неё тебе в ножки кланяться должен.
— Хорошо б в придачу к поклонам и приданое поиметь, — оповестил Цвий, исподтишка весело зыркнув на Радгара.
— Так это, — полез с новыми подробностями вестник, — добра-то у них полным-полно. Тока своего цельный воз. Всё богатое на зависть. На витязях оружие, каковое даже в Чесла не водилось. А дядька Убор сказывал, будто и у диктатора такого сроду не водилось. Он-то помнит, как по молодости с наром покойным в стольный град катался.
— Своего добра? — вкрадчиво переспросил Цвий. — У них чего ж, и не своё добро имеется?
Мужики переглянулись: разбойнички объявились? В Черногорье, понятно, поживиться нечем. А вот укрываться милое дело: кто сюда за ними полезет?
— Так оно ж нынче уже ваше, — удивлённо разъяснил гостенёк. — Все пять возов с зерном. Да коровы, да быки. Господа самолично всё притартали, не погнушались. Провожатые с Белогорья ещё на границе сдристнули. Наши-то чуть с глузда не съехали, как уразумели, что господа не шутят. Воз зерна да скотина — этакое добро да без отдарка. А чем нам отдариваться? Отдариваться-то и нечем. Кругом голые.
— Они тут что, поселиться надумали? — встрепенулся Цвий.
— Сбрендили, — хмыкнул Юрат. — Полоумные чужаки приискали местечко, где сподручней сдохнуть.
— Цыц ты! Балаболка, — недовольно окоротил его Хран и велел вестнику: — Толком объясни: слазят они в Утробу, а далее? Что, взаправду тут поселиться надумали?
— Так это, — растерялся парень, осоловело помаргивая на хозяев дома. — Кто ж их разберёт? Вроде тока на времечко. Шибко-то не обустраивались. На крепость бесхозную глаз не положили. Велели сказать, чтоб барр из Чесла противу них не сторожился. Зла чинить они не станут. Чуток отдохнут да прочь уйдут. Чего им тут? — и сам подивился такой очевидности рассудительный парень. — Им всем в Утробу неймётся…
— Им, это, значит, со всеми сёстрами? — вновь впал в задумчивость Хран, отчего вестник захлебнулся новостями и припух.
— И чего девок в такое поганое место зазря таскать? — покачал головой Цвий, косясь на их несговорчивого жениха. — Вырастил невест, так и вправду замуж раздай, как оно у добрых людей принято.
— Поначалу проверить нужно: в рожу-то невесте глянуть не боязно? — дурашливо забеспокоился Юратка на деревенский лад. — А то наврать всякого можно. Особо с пива, что сроду за щекой не водилось. А то вон нашего гостенька разморило до полного опупения.
Парень и вправду уже дрых, уронив голову на сложенные поверх стола руки. Чедом грузно поднялся, подошёл к бедолаге. Соскрёб того со стола и взвалил на плечо. Потопал в сени пристраивать гостя на ночлег. Едва за ним прикрылась дверь, Цвий мигом посерьёзнел. Да и Хран посуровел. Юратка с Радгаром знали старших, как облупленных, оттого и не встревали в разговор первыми. Ожидали, чего те надумали, пока пытали вестника из крепости. Впрочем, Юратка долго терпеть не умел:
— Дядька Хран, не томи. Говори, чего вы такие смурные? Из-за того, что чужаки кабанов не боятся? Думаешь, девки тоже ведьмы? И топают к ведьмам в Утробу?
— Иных объяснений я как-то не нахожу, — сухо заметил Цвий. — И той бабе из крепости, скорей всего, не померещилось: взаправду видала, девку с кабаном. Одно смущает: глаза их чёрные.