Выбрать главу

Дружок явился тика в тику к моменту старта. Вывалился из намеченного к штурму густого хвойного леса и встал в позу, мозоля глаза раздражённым грагам.

— Мне одному кажется, что у него что-то на уме? — осведомился Фуф у всех гадов чохом.

— У всех тут вечно что-то на уме, — проворчал Тарьяс, закинув рюкзак Лэйры на спину Троцкого.

И вдруг решительно направился к рассевшемуся поперёк дороги гигантскому псу. Впрочем, здоровенный мастер на его фоне смотрелся менее жалким и неконкурентоспособным, чем некоторые. Фуф снял со спины Гортензии заверещавшую Гранку, и та понеслась к новому любимцу. Даслана тяжко вздохнула и потащилась следом: не защищать, а оторвать своенравную засранку от игрушки. В результате на бедном пёсике повисли трое любителей-собаководов. Затискали неосторожного зверя до потери ориентации в знакомом диком пространстве. Ему нравится — возразил «эрудит». И тут же добавил, дескать, объект пёс притащился не из праздного любопытства. Процентов восемьдесят с гаком вероятности, что у него намерения.

— Грана! — наорал Дон на эксперта, не горя желанием приближаться и становиться часть их экспозиции. — Чего ему надо?!

— Значит, ему реально что-то нужно, — удовлетворённо кивнул подкравшийся к манипулятору Гнер.

— Всем тут вечно что-то нужно, — передразнил Фуф мастера и обернулся к деду.

Тот уже сидел на дремлющем — пузом на земле — Блюмкине и разглядывал карту Грассина. Даже уткнувшись носом в карту, он знал, чем занимается каждый из вверенных ему объектов. Поэтому КУС пошуровал в головах Гранки с Дасланой, выудил оттуда отчёт о намерениях пса и, не понимая головы, сообщил:

— Он желает нас куда-то проводить. По его мнению, дело серьёзное. И нам туда обязательно надо попасть.

— Попадём? — уточнил Гнер у Дона.

— А тебе как? — уныло процедил манипулятор.

— Думаю, стоит, — пожал плечами командир внутрисистемного отряда специального назначения.

— Конечно, стоит, — встрял Фуф. — Чего мы теряем?

— Моё терпение, — насупился Дон.

— Не беда, — хмыкнул Фуф. — Ты там давай, стабилизируйся. А то совсем раскис. Не выспался что ли?

Дон зарычал, а Фуф заржал и потопал к супруге, самостоятельно карабкающейся на борт своего танка. Гортензия, присев максимально удобно для штурмующего её пассажира, нежно квакала слова поддержки. За её спиной Руф возился с Рамазом и Бестолочью. Оба — едва оказались на родине предков — заметно поприпухли и вели себя осторожно. А с появлением пса и вовсе ушли в подполье под брюхо матери. Милующаяся со своим Ромео Лэти пожалела малышню и посоветовала:

— Руф, думаю, тебе пора оседлать Рамаза. С тобой парню будет спокойней. Он уже достаточно сильный, чтобы тебя нести. Кстати, и Гортензии будет спокойней, что хотя бы один из сыновей пристроен.

Руф критически оглядел топчущегося Рамаза: кабанчик то и дело косился на пса. Мальчишка тоже глянул на заласканного Дружка и пренебрежительно сплюнул:

— Подумаешь! Нашёл, кого бояться. Пусть только попробует вас обидеть!

Пацан не был мутантом. Но его эмоции — как и остальных близких им людей — граги улавливали и расшифровывали весьма достоверно. Бояться собак Руф просто не умел — с какой стати? И его уверенность в способности защитить от них грагов была стопроцентно искренней. Рамазу резко полегчало. А потом паренёк вообще позабыл свои печали, ибо Лэти уже достала спальник Руфа и взялась мастерить седло. Собственно, всего лишь уложила спальник на спину Рамаза. Тарьяс — системный рачитель и попечитель — считал, что изготовление настоящих сёдел для грагов пустая трата времени и материала. На таких боках подпруга будет лопаться легче мыльных пузырей. Но для грагов свёрнутый спальник на спине был сродни ударившему по плечу королевскому мечу.

Рамаз важно надулся и вызывающе вылез из-за матери. Руф и прежде иногда залазил на него, но всего лишь для баловства. Нынче же всё иначе, всё взаправду и бесповоротно. Бестолочь жалобно квакнул вслед мигом повзрослевшему брату, отбывающему в новую жизнь. Но тот и ухом не повёл: младший брат в единый миг стал ещё младше и столь же неинтересней. Руф обнял поникшего Бестолочь за шею и взялся утешать. Но Рамаз остался непреклонен. Выстроился бок о бок с умильно сопящей матерью и приготовился послужить системе по-взрослому.