Я показала профиль Макса Лоле, и она радостно заявила, что «видела его там». Мне это не понравилось. Я считала этих мужчин подношениями Матери-Судьбы, выбранными ее заботливой рукой специально для меня («Не рассуждай о членах как о высокой моде», – посоветовала Лола). В поисках вероятной половинки я забыла, что тысячи других женщин тоже оценивали свои перспективы с диванов и по дороге на работу. По мнению Лолы, это была типичная реакция созависимой моногамистки, которая никогда толком не ходила на свидания, и если я хочу добиться успеха в приложениях для знакомств, то должна стать жестче. «Система безжалостна, – заявила она. – Нельзя подстроить ее под себя. Чтобы победить, ты должна принимать правила, всегда быть начеку и держать себя в тонусе. Вот почему это развлечение для молодых мужчин». Лола сказала, что Макс, по всей видимости, из разряда типичных «знаменитостей» в «Линксе». Она не раз с ними сталкивалась – подлецы процветали в приложениях благодаря привлекательной внешности и бездне обаяния (однажды выяснилось, что она и ее коллега встречаются с одним и тем же мужчиной: он рассылал им одинаковые тексты). По словам Лолы, такие не возьмут на себя никаких серьезных обязательств и не откажутся от статуса одиночек, пока не исчерпают все варианты, прекрасно зная, что женщины никогда не перестанут открывать их профиль.
Макс опаздывал на десять минут. Я ненавидела опоздания. Эту эгоистичную уловку использовали скучные люди, чтобы задешево привлечь к себе внимание. Я пробовала читать книгу (подробный, хотя и удобоваримый рассказ о Северной Корее), но мой взгляд то и дело отрывался от страницы в поисках Макса, я была как на иголках и не понимала ни единого слова.
«Привет! – наконец написала я через пятнадцать минут. – Я в баре. Что будешь пить?»
«Занял на улице столик для курящих, – ответил он. – Пинта пейл-эля в самый раз, спасибо».
Я ощутила укол раздражения. Он не только не спросил, курю ли я, прежде чем устроиться на открытом воздухе прохладным вечером – он даже не известил, что сидит снаружи. Может, перед свиданием я должна была провести полную разведку местности и случайно на него наткнуться? Сколько он там сидел? Однако на свиданиях действовал особый свод правил и стандартов поведения, и всем участникам следовало принимать его как должное. Это в корне отличалось от дружеских посиделок. Вряд ли Лола поступила бы так, договорись мы о встрече в незнакомом мне пабе, который выбрала она.
Я заказала джин с тоником и пейл-эль и в последний раз оглядела свое отражение в зеркале позади барной стойки. Мой макияж ограничился слегка накрашенными ресницами, челка выглядела как нельзя лучше. Я вышла в пивной дворик – пустой, если не считать Макса, который сидел на скамейке и читал книгу. Мне стало интересно, читает ли он в самом деле или просто притворяется, как и я. На нем была белая футболка, синие джинсы и коричневые кожаные ботинки. Сразу бросались в глаза его длинные-длинные ноги – одну он вытянул в проход между столиками.
Когда я подошла, Макс поднял взгляд, узнал меня и улыбнулся. От него будто исходило свечение: глаза сияли, борода отливала золотисто-каштановым, кожа блестела в лучах солнца. Взлохмаченные волосы выглядели так, словно он искупался в море и высушил их на ветру. На ботинках виднелась земля. На джинсах тоже. Он был крепкий и высокий, как секвойя, широкий в плечах, как прерия. Из плоти и крови и вместе с тем словно сошел с небес. Фундаментальный и сотканный из эфира. Неземной и олицетворяющий все земное.
– Привет.
Стоя, он возвышался надо мной. Голос у него был низкий и мягкий, напоминающий далекий раскат грома.
– Что читаешь? – спросила я. Макс поцеловал меня в обе щеки и продемонстрировал обложку книги. – О чем она?
– Это рассказ от лица человека на смертном одре. Он оглядывается на свою жизнь и размышляет об уроках, которые извлек. История о течении времени. Раньше я находил их трогательными, теперь они меня пугают.
– Истории про время ужасны, – проговорила я, усаживаясь и ставя напитки. Хоть бы он не заметил нервную дрожь в моем голосе. – Раньше я любила книги о стариках, осмысляющих прошлое на пороге смерти. Теперь с трудом их выношу.
– Я тоже, – сказал он.
В жизни Макс выглядел старше тридцати семи лет. Фотографии не запечатлели седые нити в блондинистых, высветленных солнцем волосах. Камера также не поймала морщинки и мелкие заломы на коже – последствия курения, бессонных ночей, солнца, жесткого мыла и горячей воды. Они смягчали его суровость и делали лицо еще более интригующим: я хотела узнать все об удовольствиях и невзгодах, оставивших на нем отпечаток. С некоторой досадой я отметила, насколько соблазнительными казались мне свидетельства его старения – на женском лице я сочла бы их признаками измождения, а не закалки. Только женщины, в своем стремлении угодить и обласкать, могли фетишизировать «пивной животик» малоподвижного мужчины средних лет или именовать седовласого сварливого старикана «серебряным лисом».