Но в 1974 году в Ленинграде произошло одно событие, которое могло оказаться для меня смертельным. До сих пор не могу поверить, что осталась жива, потому что почти уверена, что вмешались потусторонние таинственные силы. В мае-июне в Ленинграде я сдавала экзамены после 1-ого курса в книготорговом техникуме (училась заочно). Сестра сняла для меня «угол» в Веселом поселке (в 2-комнатной квартире проживала дама после 50-ти со своей старушкой-матерью (после 80-ти). Дама, вообще-то, была со странностями, на которые тогда я не обратила внимание. Так, она на вторую ночь попросила меня перейти в ее комнату, потому что она считала, что соседи ее травят чем-то через стенку. Я согласилась и утром заверила ее, что ничего не почувствовала. Экзамены были каждый день три дня подряд. Так случилось, что старушку увезли в больницу, а дама перестала ночевать дома. И в один «прекрасный» вечер я оказалась перед закрытой дверью. После «Кармен» я приехала поздно, метро уже было закрыто, всю ночь я провела в подъезде на лестнице (подходил какой-то милиционер, приглашал к себе, я, конечно, отказалась). Около 5 утра я не выдержала и вышла из подъезда в белые ночи, надеясь сесть на ранний автобус. Подошел небольшой автобус, развозивший рабочих на какой-то завод, сказали, что подвезут недалеко от Невской Лавры, но надо будет немного пройти пешком. Я согласилась и — вышла. Кругом пустырь, валяющиеся повсюду кирпичи и — ни души. И вдруг из ниоткуда появился ОН. Мне навстречу шел низкорослый плотный мужчина лет 30. Он поравнялся со мной, мы молча встретились глазами и прошли мимо. Я слышала гул его шагов. Потом он остановился, и я почувствовала спиной (но не оглядывалась!), что он пошел за мной. И вот с этого момента начинается мистика. Внутренний голос постоянно повторял: «Только не бежать! Только не бежать!» Я даже замедлила шаг и шла очень четко с прямой спиной. Потом по часам я вычислила, что шла я около 17 минут! И вот я свернула в узкий переулок и вижу уже Невский проспект, но неожиданно, чуть не сбив меня, вывернул какой-то автобус и пронесся мимо. Автобус сбил мой ритм. Я побежала. ОН нагнал меня в несколько прыжков, я повернулась к нему лицом, а ОН сильно схватил меня за горло и стал душить (при всей моей прозопагнозии я долго до мельчайших деталей потом помнила его красное напряженное лицо, покрытое какими-то бородвками). К своему счастью, я успела закричать (я потом долго еще слышала свой голос, стелющийся по переулку). В этот момент с грохотом открылось какое-то окно сзади меня и тот или та, кто его открыл, увидел ЕГО, а не меня. ОН меня отпустил, а я припустила изо всех сил на Невский. Не знаю, преследовал ли он меня (я ни разу не оглянулась!). Увидела на тротуаре метущую метлой дворничиху, подбежала к ней, в шоке сказала, что меня чуть не задушили и спросила, где ближайшее метро. Она показала и добавила: «Ой, деточка, там тоже каждый день убивают!». Через 40 минут я уже была у сестры, еще 40 минут от рыданий ничего не могла ей объяснить. Она оставила меня отоспаться, а в 2 часа дня я уже была на экзамене по зарубежной литературе, сдала его на «отлично» (как во сне), а вечером в 6 часов мы были уже в «нехорошей» квартире (можно было без кавычек — аллюзия понятна) и забирали свои вещи, чтобы уже никогда в жизни там не появляться (сестра днем через милицию выяснила телефон ее места работы (редактор газеты какого-то санитарного института) — созвонилась с ней и потребовала, чтобы она нас ждала дома в назначенное время). Она молча нам открыла дверь, всегда собранный мною мой чемодан уже стоял у входа с зубной щеткой и полотенцем, она молча у входа же натягивала на себя рваные чулки, торопясь, видимо, побыстрее уйти, и мы молча покинули квартиру, не попрощавшись. Еще несколько лет я не могла видеть мужчин в костюмах в серую клеточку (в метро через несколько дней чуть не упала от страха в обморок), белые ночи не только не полюбила, а стала воспринимать болезненно (правда, и без этой травмы мне они никогда не нравились — я всегда обожала только наши южные, как говорят, бархатные ночи).
Из всех моих приключений это было для меня самое травмирующее и чем дальше оно в моей памяти отодвигалось, тем страшнее мне становилось — что бы со мной было, если бы мне не приказывали не бежать и — я бы побежала. Этот эффект последействия людям, пережившим ужас, хорошо знаком. Недавно в интервью с одной женщиной, пережившей Сталинградский кошмар на вопрос, было ли страшно, она ответила: «Тогда — нет, сейчас страшно». Я ее очень хорошо понимаю, так как в сознании начинают крутиться другие сценарии, которые могли бы произойти тогда. Потом в моей жизни будет еще несколько «ужастиков» с эффектами последействия, но все-таки не таких драматичных.