До Нового года осталось меньше двух часов.
Наконец-то. Прибежала Наталья Шимонова. Кричит на бегу.
— Договорились! Договорились! Сейчас будет пресуха у Семашко. Сам всё скажет!
А потом ещё:
— Yesssss!!! Мы сделали это! Мы их сделали!
Ужас! Это повод для радости? Вот если бы у Миллера[101] ребёнок родился. Ещё один сын… Или если бы человек высадился бы на Марс… Нет, лучше — если бы мир отказался бы от атомного оружия и перестал, наконец, вырубку лесов! Вот!
Ещё одна.
— Эльханчик, дорогой, ты почему не звонишь? — говорит в трубку сладкий голосок Митковой. — Такая новость! А я узнаю по информагентствам. Ну, как там? Ну, рассказывай — что говорят, какие слухи, что ты сам видел?
Объясняю, мол, здесь пресуха, лучше — потом. А она не отстаёт. Я же не могу слушать Семашко и Миткову одновременно.
Пресс-конференция вице-премьера Беларуси прошла без меня. Договорились и по ценам на газ и по «Белтрансгазу».
Вице-премьера им мало. Газпромовские требуют, чтобы соглашение визировал премьер-министр Беларуси. Для надёжности. Да, если бы от них зависело — настояли бы, чтобы сам Лука поставил свою подпись под документом.
Из Минска сообщают, что Сергей Сидорский уже вылетел в Москву.
Белорусских чиновников не видно. Газпромовские ходят хмурые — не подойти. Опять???
Узнал. Оказалось, в начале договорились об одной ставке на транзит газа по территории Беларуси, а в соглашении, подготовленным газпромовскими, прописана другая сумма — меньшая. Снова начались споры, взаимные обвинения.
В пресс-центре с самого утра вместе с нами мучается небольшая группа белорусских коллег. Держатся обособленно. Общения с российскими журналистами избегают. Люди из другого информационно-культурного пространства со своей «линией партии»: там, в Кремле не хотят Союзного государства в виде конфедерации равноправных стран-партнёров; надо противостоять введению российского рубля в качестве единого платёжного средства и «аншлюсу», насильственному подчинению Беларуси Россией.
Один из них — видно за километр, что телевизионщик — сидит в общем зале в самом углу. Подхожу, демонстрируя отсутствие оружия.
— Вы откуда?
— Сбэтэ.
— Чего?
— Я с БТ! С АТН! — произнёс он по буквам.
Попросил его объясниться. Аха. БТ — это Белтелерадиокомпания.
— Это так у вас телеканал называется? — не специально вырвалось у меня.
Ну, вот — ещё больше испортил имидж России.
— Угу, — обидевшись, хмуро ответил коллега и сделал недружественный шаг — уткнулся в свои записи. — Мне текст учить надо.
Стал что-то бубнить под нос.
— Дай свой телефон.
— Зачем? — вдруг растаял коллега.
— Ну, для контактов.
Представился даже, заулыбался. Андрей Кривошеев, спецкор АТН[102].
Только я отлучился из пресс-центра на улицу покурить и на тебе — пропустил начало интересной истории.
— …из нищеты. Чё им надо этим белорусам от нас?! Сидят на шее России. Девять миллионов нахлебников. Сколько можно?! — заходя в зал, услышал я и тихо присел неподалёку.
Это выступала корреспондент Russia Today. Такой спутниковый российский телеканал на английском языке — для «создания положительного имиджа России в мире», а в реальности — для создания положительного имиджа тех, кто сидит в Кремле (то есть пропаганды политики Кремля среди внешней аудитории). Современный аналог Иновещания и АПН. При ЦТ.
Даме неопределённого возраста что-то не давало успокоиться: произнося свою короткую речь, она то вскакивала, то падала на стул, и снова вскакивала. Обращалась, вроде бы, к своим сидящим собеседникам мужского пола, но говорила настолько громко, чтобы слышали все находившиеся в помещении.
— Бии-лаа-руу-сы, тоже мне! — искривившись всем телом и лицом, выдохнула она, а потом добавила ещё несколько нецензурных междометий.
Сидевший в пяти метрах от неё Андрей вздрогнул и заёрзал на месте. Он продолжал смотреть в свой блокнот и слушать. Не знаю, я бы на его месте сломал камеру этого телеканала за такие слова.