В перерыве судебного заседания улыбается нам, шутит. Заводит разговор. Советы даёт. Утешает.
Старается.
Не могу понять…
Нет, он не Иуда — не тянет. Это такая модная современная привычка — неспособность ни на настоящую, прямую, добротную подлость, ни на абсолютную, твёрдую порядочность. «Коли уж подличать, так уж подличать до конца, лишь бы выиграть». Пуговица. Бижутерия. Производственный брак.
Как я ошибался. Думал, настоящий офицер! А оказался сапог сапогом — готовым чтобы его использовали. Да хотя бы в качестве сапога. На грязную портянку.
Но! доволен самим собой. А как же! Упивается собой в Системе…
Утром, до начала заседания это было. >Полковник сделал движение в мою сторону. Но я кивнул стоящему рядом с ним юристу 5 полка и отвернулся.
А Олег здоровается. Протягивает ему руку.
Много чести.
За руку.
С человеком, согласившимся отдать честь.
Много чести.
— Ну, что? — поддеваю его в перерыве. — Вы уже дружите с Шубиным? Испарились Ваши с ним мировоззренческие разногласия. Дружба навеки? Иерархическая гармония? Служба?
Но таких разве проймешь?
А, может, полковник милиции не понял — о чём я. Сапог сапогом.
На грязную портянку.
На судебном заседании спрашиваю — что означает «сотрудники милиции дополнительно задействованы для охраны»? А Поповичев — мол, это о том, что его подчинённые просто задержались на смене-дежурстве. И в ответ на мой наводящий вопрос сам добавляет — мол, это такая работа у милиции — обычно не оплачиваемая — да и армии, говорит, никто не станет платить за её собственную работу. За рядовую, естественную деятельность.
Потом этот субъект признаёт — знал, что бензина у нас не было. Но, отвечая на своевременный вопрос-предостережение Куприяновой, начинает путаться — оказывается, 125 сотрудников пытались спасти наши с Олегом жизни, потому что «они точно готовились совершить самосожжение».
Ладно. Что с него взять…
Интересный вопрос. Если всё, что происходило 18 марта — это, как сказано в иске, «угроза террористического акта», «преступные посягательства» и «незаконная акция протеста граждан Пташкина О.П. и Мирзоева», почему же нас не привлекли ни к одному из видов ответственности — ни к административной, ни уголовной? В таком случае и можно было бы выдвигать материальные или гражданские претензии.
Не было ни акта правонарушения, ни даже акта осмотра помещения! Ну, этот-то, последний, могли сделать?!
Вопрос!
Противоположной стороне.
Молчат.
И представитель ФГУП «ТТЦ «Останкино»» Светлана Бесфамильная.
И командир 5 полка милиции УВО при ГУВД по г. Москве Евгений Поповичев.
И замначальника Управления безопасности ТТЦ Александр Потапов.
И федеральный судья Головинского районного суда города Москвы Елена Куприянова на этот вопрос недовольно покашливает. Вяло. Чахло. Но недовольство обозначено.
Бедные. Никак не могут доказать — как были «дополнительно задействованы» эти 125 сотрудников. Столько милиционеров-то в Останкино одновременно никогда не присутствует. Никто такого количества не заметил. Приглашённые нами свидетели — не видели.
По рассказам противоположной стороны получается, что весь Телецентр прекратил работу. Все въезды и выезды были перекрыты. На каждом этаже находились вооружённые автоматами подчинённые Поповичева.
В конце концов, выясняется, что людей даже с одного этажа — с 13-го — не смогли нормально эвакуировать. Свидетели подтверждают.
Вот что они будут делать, если реальная угроза Телецентру будет?
По их версии «режим ЧС» продолжался пять с половиной часов. И это очень важно доказать противоположной стороне. Потому что сумма убытков в 111755, 10 рублей рассчитана из этого времени. Стоимость часа услуг одного милиционера — 159 рублей 50 копеек, офицера — 171 рубль 81 копейка.
Но это цифра — 5, 5 часов — ну, никак не складывалась.
В 8:30 местное руководство узнало про акцию. Ещё полчаса все ковыряли в носу и чесали затылки — это нормальная, естественная реакция любых «силовиков». Потом они приступают к тому, что в рапортах называется «предприняты меры по проверке поступившей информации». Как рассказывали коллеги из Останкино, 18 марта это выглядело так: несколько милиционеров носились по Телецентру, выбегали на улицу — говорят, один из них минут двадцать что-то искал в Останкинском пруду, а потом стал бегать вокруг него — и приставали к сотрудникам, к прохожим со следующими вопросами: «Людей с бензином не видели?», «Из ваших коллег, друзей или близких кто-то голодовку объявлял?», «Почему ты на меня так странно посмотрел?», «А у вас в комнате есть запас воды?», «Ты поддерживаешь Лимонова[172]! Я тебя знаю!», «Вы тоже пришли на демонстрацию?», «Идите домой. Останкино гореть будет!», «А вы можете мне помочь посмотреть на (!) интернет, а?»