В процессе третьего этапа осуществляется исправление и спаяние грудного отдела позвоночника сзади, для чего обнажаются остистые отростки и дужки грудных позвонков и на них укладываются костные саженцы.
В процессе четвертого этапа обнажаются тела грудных позвонков, в них формируется паз, в который укладываются костные саженцы. Еще полтора-два года постельного режима, внешнего онеподвиживания при помощи больших гипсовых корсетов и массы других житейских неудобств. Но другого выхода нет! Или длительное, весьма тяжкое для пациента своей продолжительностью, необходимостью многомесячного постельного режима, сопряженного с определенным риском, лечение или бесперспективная инвалидность, прогрессирующее с возрастом калечество и уродство.
Второй и четвертый этапы оперативного лечения особенно сложны и связаны с повышенным хирургическим риском. Трудность заключается в необходимости обнажения передних отделов пояснично-крестцового отдела позвоночника, что само по себе сложно. Если же учесть, что в процессе второго этапа обнажаются передние отделы поясничных позвонков и крестца не просто позвоночника, а позвоночника тяжелобольного, не имеющего нормальной, свойственной ему формы и нормальных взаимоотношений с прилежащими к нему ответственными анатомическими образованиями, позвоночника искривленного и деформированного, то станет понятной трудность этого этапа оперативного лечения. Не менее сложны и обнажение через грудную клетку передних отделов грудных позвонков и хирургические манипуляции на них из-за тех же причин — искривления позвоночника, тяжкой деформации позвонков и нарушения их нормальных взаимоотношений с сердцем, легкими, пищеводом, трахеей, грудной аортой, верхней полой веной и целой системой нервных проводников. Если к этому добавить значительное снижение рабочих возможностей сердца и легких у таких пациентов, то еще очевиднее станут те трудности, с которыми сталкивается хирург-ортопед при выполнении этого этапа операции.
Помимо чисто технических сложностей возникает и весьма непростая проблема морального характера, когда приходится сталкиваться с пациентами, подобными Лере. Нужно быть абсолютно уверенным в своей врачебной правоте, в том, что все другое, все прочие методы лечения окажутся бесполезными и несостоятельными, чтобы предлагать для лечения больного ребенка столь длительный по времени, связанный с повторяющимися оперативными вмешательствами, а следовательно, и многократными введениями в наркозный сон, метод лечения. Эти проблемы и сложности морального характера порождаются не только той ответственностью, которую возлагает на себя врач-хирург, решаясь на подобное лечение, не только той внутренней борьбой, которую он ведет сам с собой, многократно мысленно обсуждая все «за» и «против» подобного метода лечения, той безмолвной дискуссией, результат которой определится и станет достоверным только через много лет, когда окончательно выявится эффект проделанного лечения, но и необходимостью убедить родителей больного ребенка в целесообразности, обязательности и оправданности столь длительного, сложного и моментами рискованного лечения.
Особенно трудно ответить на вопрос родителей больного ребенка: «А все ли будет хорошо, все ли закончится благополучно?» Ведь они, родители маленького пациента, чаще всего не знают, что хирургия сегодняшнего дня еще, к великому сожалению, не свободна от случайностей и несчастий. Наслышанные об успехах современной медицинской науки вообще и достижениях хирургии в частности, о чем довольно часто и порой недостаточно ответственно вещают радио, телевидение, газеты и журналы, люди иллюзорно считают медицину всесильной и всемогущей, а хирургию — избранным разделом медицинской науки и верхом совершенства медицины. Поэтому люди, приходящие к хирургу, не представляют всех тех осложнений, а порой и риска, с которыми связаны хирургические методы лечения. Они считают лечение гарантированным и абсолютно верным и поэтому с большим удивлением и неверием встречают ответ о вероятности осложнений, возможности неблагоприятного и даже трагического исхода лечения.
Очень сложно в этой ситуации положение врача-хирурга. С одной стороны, следует убедить родителей больного ребенка в необходимости оперативного метода лечения, а с другой стороны, нельзя скрыть от них вероятность, пусть очень редкую, исчисляющуюся сотыми или тысячными долями процента, осложнения и даже гибели пациента.
Меня всегда удивляет вопрос о проценте благоприятных исходов при том или ином методе оперативного лечения, который не столь редко задается врачу-хирургу родственниками пациента. Еще более нелепым выглядит этот «процент» благоприятных и неблагоприятных исходов в устах врача, пытающегося этими процентами убедить пациента или его родственников в относительной безопасности операции. Статистика хороша для отчетов и научных разработок. А вот когда за этой тысячной долей процента стоит или, вернее, стоял человек, которого не стало после предпринятого оперативного лечения, никакая самая благоприятная, самая оптимальная статистика не помогает.