А время шло. Заканчивалось клиническое обследование больного — решалась судьба человека, моего товарища по профессии, судьба врача нелегкой специальности — онколога, специалиста по лечению больных с опухолями, среди которых- большое количество больных с опухолями злокачественными, излечиваемыми далеко не всегда.
Данные обследования были весьма неутешительными. Все больше и больше мой диагноз склонялся в сторону самого неблагоприятного — в сторону метастаза опухоли в теле шейного позвонка.
Злокачественные опухоли страшны тем, что они прорастают безудержно в окружающие ткани, не ведая ни препятствий, ни границ, обладают свойством рассеиваться из места своего возникновения по другим органам и тканям организма заболевшего человека. Это рассеивание — метастазирование — может возникнуть довольно рано, когда еще сама первичная опухоль никак не проявляет себя. И больной человек может погибнуть от метастаза, а очаг первичной опухоли так и не проявит себя клинически. Больше того — специальным целенаправленным поиском и обследованием, порой довольно длительным и трудоемким, обнаружить этот первичный очаг так и не удается. Обычно метастазы бывают множественными. Развиваясь из опухолевых клеток, занесенных в здоровые ткани и органы человека, они быстро превращаются в очаги опухолевых процессов, которые разрушают ткани и органы и своими продуктами жизнедеятельности отравляют организм больного. Если такой метастаз попадает в кости скелета, а для целого ряда злокачественных опухолей кости скелета — излюбленное место, то, разрастаясь, такой метастаз разрушает костную ткань и приводит к возникновению патологического перелома. Позвонки — одно из наиболее частых мест, куда метастазируют — переносятся клетки многих злокачественных опухолей, таких, как рак желудка, рак легких, гипернефроидный рак (рак надпочечниковой железы), и некоторые другие.
Вот наличие такого метастаза в теле шестого шейного позвонка и заподозрил я у Бориса Александровича. Первичная опухоль предположительно находилась в одном из надпочечников. Такая опухоль легко и быстро метастазирует, что равносильно смертному приговору!
Так что же, на этом — все?
Согласиться с ужасной действительностью и отказаться от попытки помочь Борису Александровичу? Или хотя бы окончательно убедиться в характере его болезни? Ведь бывают же ошибки?!
Есть еще один немаловажный момент, который заставляет меня подвергнуть Бориса Александровича оперативному вмешательству. Он врач. Он многое понимает, несмотря на ту «защитную слепоту», о которой я говорил. Отказ от операции может открыть ему глаза на его истинное состояние. Он может все понять и отчаяться.
Значит, операция необходима, во-первых, для того, чтобы окончательно убедиться в характере болезни Бориса Александровича, во-вторых, из чисто моральных, психологических соображений, для того, чтобы Борис Александрович не понял реальной действительности. Очень важно сохранить его уверенность. Иначе оставшиеся месяцы жизни будут непереносимы. Они превратятся в дни и ночи, полные дум о близкой гибели, о смерти…
К сожалению, операция подтвердила самые худшие предположения. В тканях, удаленных во время операции, под микроскопом были обнаружены ужасные своим совершенством и красотой, если такой термин применим к ним, крупные округлые клетки гипернефроидного рака…
Это был смертный приговор…
Я полностью убрал пораженное тело позвонка, а также по одному смежному. Дефект заменил костной тканью, взятой из тазовой кости пациента. То есть я сделал все так, как поступил бы в том случае, если бы у Бориса Александровича была опухоль, поддающаяся лечению. Этим самым, несомненно, будут облегчены последние недели его жизни, так как удаленный метастаз в теле позвонка не сдавит шейный отдел спинного мозга и не вызовет раннего паралича. Это одно важное обстоятельство. Но не единственное. Второе — не менее важное. За время пребывания в клинике Борис Александрович постиг многие детали оперативного лечения моих больных. Из его постоянных вопросов и расспросов я сделал вывод о том, что из чисто внешних признаков проведенной операции он делает выводы о характере болезни у того или иного оперированного пациента, о степени радикальности произведенной операции. И все это делается для того, чтобы в последующем по этим внешним признакам оценить свое собственное состояние, попытаться понять характер своей болезни. Если все эти внешние детали полноценности оперативного вмешательства он не обнаружит у себя после операции, он обязательно будет анализировать причины. Он может прийти к совершенно правильному выводу о неизлечимости своей болезни. И тогда — ужасные дни и ночи, полные дум и мыслей о неизбежности…