Неловко подхватываю блюдо. Сервиз нагрелся, оглядываюсь в поисках прихватки.
- Тяжело? - замечает мою заминку Андрей. - Давай мне.
- Ничего, не принцесса, донесет, - влезает Олли. Попыхивает своей шоколадной сигаркой. - Совсем Артур разбаловал, тарелку поднять не может.
- Дело же не в тарелке? - с грохотом ставлю блюдо обратно на стол. - Что вас конкретно не устраивает?
- Мам, все, я отнесу, - Андрей встаёт между нами, берет ее за плечи. - Иди, посиди.
- Дело не в тарелке, - соглашается Олли. - Просто тебе надо не только о себе думать.
- Например? - чувствую, что меня втягивают в перепалку, но остановится не могу. - Я одна всегда виновата. Я трясу волосы на стол, я не помогаю, у меня нет щёчек.
- Ты и Артуру голову задурила, - Олли обходит Андрея, идёт в столовую, - ему работать надо. А не тебя развлекать по курортам.
- Он сам хотел.
- Мне-то не рассказывай. Я людей насквозь вижу.
- Знаете что, Олли, - решительно иду за ней с намерением послать ее к черту, всё с меня хватит.
- Юля, угомонись, - позади предупреждает Андрей, я не обращаю внимания, но вдруг он говорит то, что заставляет меня резко обернуться. - Ш-ш, стой ты. Плохая киса.
Глава 36
Тишиной можно резать меня, мясо, Андрея.
Лучше Андрея.
Он смотрит на меня, внимательно, спокойно, и, наверное, я все таки ослышалась. Но переспросить не могу, язык - пудовая гирька, к нёбу прилип.
В упор, не мигая, он следит за моими шагами обратно к нему. Позы не меняет, слегка наклонившись вперёд, вытянутыми руками упирается в столешницу. На лоб спадает русая челка, он едва заметно кивает головой. Словно спрашивает.
Слышала ли я. И если да - о чем думаю.
Подхожу. Нас разделяет стол. У него пристальный взгляд. У меня дергается щека. Мы молчим, зависли в одном фрагменте немого черно-белого кино.
Да, он точно это сказал. И на вид не волнуется, так и стоит в нахальной развинченной позе, кажется, если я начну раздирать ногтями его лицо, он даже не шевельнется.
Швыряю в него солонку. За ней салфетницу, за ней груду вилок. Он не морщится, не двигается, приборы со звоном падают, я закипаю от злости. Он ничего не говорит, будто нам нечего обсуждать, и той короткой фразы хватило, но ведь ее мало, очень мало, мне нужен его голос, и я замахиваюсь.
Одну за другой он терпит пощёчины, на коже остаются следы моих пальцев, и у меня уже горит ладонь, когда он хватает меня за шею и сдавливает. Хрипловато-заботливо предупреждает:
- Ладошку отбьешь, Юля. Болеть будет.
В горле мечется сбившееся дыхание. Он рывком притягивает меня ближе к себе, и я почти падаю животом на стол. Он так по-хозяйски, так нагло со мной обращается, что я уже не сомневаюсь - он тот самый Андрей, с которым мы вечно на ножах, но это верхушка, доступная для глаз. А там, в толще океана огромный невидимый айсберг, в темноте он знал мое тело, а я его, плоть к плоти, словно друг другу принадлежим отныне и навека, из тьмы он вытащил это истину на свет.
Он наклоняется к моему лицу. В серых радужках разливаются черные зрачки. Взгляд задерживается на губах.
- Сентябрь нынче бесконечный, тянулся жвачкой, - буднично сообщает он. Взгляд плавно скользит выше, встречается с моим. - За эти три недели кое-что не слишком приятное понял.
- Неприятно тебе было? - переспрашиваю, и готова засмеяться. - А я так, представь, купалась в одних приятностях. Весь пляж был забит приятностями. Спала в них, ела в них.
- Про ела - враньё, - он вертит мое лицо в одну сторону, в другую, оглядывает со всех ракурсов, - скоро расстаешь. Как Снегурочка.
- Как Снежная Королева.
- И она расстаяла?
- Ты серьезно? - цепляюсь в его руку в попытках разжать и подняться. - Ты хоть каплю соображаешь, что делаешь? Тебе лоботомия нужна. Маской той по мозгам настучать.
- Надо. Вдруг поможет. Выбить из головы мысли о тебе. Три с половиной недели. Как юг? Ведь твое время тоже умерло. Я знаю, ты думала.
- Думала. О том, что ты скотина, Андрей, - дёргаю головой, его рука плотно фиксирует шею, словно она сломается, если он отпустит. Запускаю ногти в его кисть, - и ты, и оба твоих брата скоты. Вся семейка.
- Вся? Кис, ты мою фамилию носишь.
Сглатываю. Я или сплю, или снимаюсь в скетч-шоу, и вот-вот зазвучит закадровый смех. И доставучий Андрей, и мягкий, улыбчивый Алан на свои роли не подходят, мне странно, мне не принять, и мне нельзя на него смотреть, в памяти плывут две августовские ночи, и я получаю травму мозга.