Родители, находившиеся вместе с Пеланчей в Европе, узнали о моем уходе из дома. Вернувшись, они разыскали меня и привели назад. В конце концов мне удалось убедить отца, что раз уж я женат, то должен по крайней мере получить возможность увидеть жену. Вместе с ним мы пошли домой к ее родным, а когда пришло время расставаться, я кинулся к отцу со словами: «Умоляю! Я чувствую, что должен быть здесь». И остался. Ее родители нашли нам квартиру, мы в нее переехали, и скоро моя жена забеременела. Потребовалось совсем немного времени, чтобы понять совершенную безысходность нашего положения. Мы были очень молоды, не имели никакого жизненного опыта, не могли себя обеспечить. А тут еще родился ребенок — мальчик, которого мы назвали Хосе (Пепе). Это произошло в июне 1958 года, когда мне было семнадцать лет, поэтому в сорок два года я уже имел двадцатипятилетнего сына и маленькую внучку.
С женой мы разошлись, не прожив вместе и года, хотя оформление развода произошло лишь годом позже. Это было ужасно мучительное для меня время. Я не знал, как выбраться из случившейся катастрофы. Даже сейчас, когда я могу вспоминать обо всем этом спокойно, я продолжаю удивляться, как ее родители, которые были в курсе всего того, что с нами происходило, могли позволить своей восемнадцатилетней дочери уйти из дома и выйти замуж за шестнадцатилетнего юнца.
Но судьба вновь на долгое время смилостивилась ко мне. В известном смысле женитьба ускорила становление моей карьеры. Я должен был искать работу, чтобы хоть как-то поддержать жену, ребенка и себя. Оставаясь в консерватории, я неминуемо превратился бы в того, кого называют «консерваторской крысой». Это категория людей, которые учатся делать все профессионально, но никогда не превращаются в настоящих артистов. Уход из консерватории открывал передо мной новые возможности и делал меня независимым.
Когда я окидываю мысленным взором те четыре года, что прошли между рождением сына и моим отъездом из Мексики, то до сих пор поражаюсь количеству мест, где я успел поработать, и разнообразию своей тогдашней музыкальной и театральной деятельности. Первый ангажемент я получил как аккомпаниатор мамы для ее концертов в Мериде (штат Юкатан). После этого я начал выступать в труппе родителей в сарсуэлах. К тому времени я уже знал большую часть их репертуара и прекрасно себя чувствовал, выступая в баритоновых партиях.
Дома родители помогали мне советами по овладению голосом. Позже, в консерватории, я стал более серьезно, чем раньше, посещать вокальные классы. Собственно говоря, у меня никогда не было учителя по пению, хотя я прослушивался у нескольких педагогов. Одна дама, очень сведущая в физиологии голоса, пыталась объяснить мне, как надо пользоваться надгортанником и гортанью, что делать с дыханием, рассказывала что-то про мышцы лба, про то, каким способом добиваться резонанса... Но все это было чистой теорией и нисколько не помогло мне в пении.
И все же один педагог мне нравился — чилиец Карло Морелли. Его брат Ренато Дзанелли прославился исполнением роли Отелло. (Их настоящая двойная фамилия — Моралес-Дзанелли. Морелли начинал как тенор, затем стал баритоном; Дзанелли же, наоборот, перешел из баритонов в тенора.) Я заинтересовался классом Морелли, зная, что у него берут уроки многие лучшие профессиональные певцы Мексики. Морелли не обращал никакого внимания на вокальную технику. Его гораздо больше привлекали особенности интерпретации, а именно это и интересовало меня с самого начала. Он был мистик и спирит, верил, что мистицизм помогает пению. Я не разделял его взглядов (не разделяю их и сейчас) и тем не менее пошел в его класс. Морелли носил великолепное кольцо с сапфиром, золотая оправа была сделана в форме двухголового змея. Умирая, он просил свою жену отдать это кольцо мне, и я ношу его по сей день.
Именно в классе Морелли я впервые взял верхнее си-бемоль. Случилось так, что в тот день консерваторию посетил президент Мексики Адольфо Лопес Матеос. Он зашел в класс, когда я пел в квартете из «Богемы». Я безумно радовался своему новому высокому звуку, и спустя годы другая ученица класса — это была моя будущая жена Марта — рассказывала, как уморительно я закидывал голову в присутствии президента, чрезвычайно гордясь собой!