Лето в том году в Ленинграде выдалось на редкость холодным, нескончаемые дожди шли почти каждый день. В начале июля мне пришлось уехать в командировку. Предполагалось, что она продлится три-четыре дня, и я решил не обременять заботами о Рукастике никого из своих друзей: что стоит хорошо упитанному сирену немного поголодать. Неожиданно командировка затянулась на целых три недели, а погода стала нестерпимо жаркой. Когда я вернулся в Ленинград, в террариуме, где жил Рукастик, вода полностью высохла, а сам сирен исчез. Трудно было понять, как умудрилось это беспомощное существо, никогда не покидавшее воду, вылезти по гладкому стеклу. Я тщательно обшарил всю квартиру, но не нашел ни Рукастика, ни его следов.
Террариум простоял пустым до глубокой осени. Наконец нашлось свободное время, чтобы почистить его и снова заселить рыбами. Разбирая камни «береговой террасы» аквариума, я обнаружил на дне Рукастика. Сначала мне показалось, что сирен мертв. Он был покрыт какой-то белесовато-серой пленкой, под которой не было видно ни глаз, ни жабр. Но стоило взять животное в руки, как оно слабо зашевелилось.
Я осторожно перенес сирена в воду. Он сразу ожил, быстро освободился от образовавшейся за время жизни в земле оболочки и с жадностью набросился на предложенных червей. С тех пор Рукастик благополучно живет в аквариуме. Я сделал его глубже, и сирену больше не угрожает опасность остаться без воды. Впрочем, это для него не опасно. Оказывается, у сиренов принято в случае засухи зарываться в прибрежный грунт, покрывать свое тело коконом из быстро подсыхающей слизи, оставляя свободным лишь рот, через который они и дышат. Если сирен хорошо упитан, он может провести в земле около года, питаясь запасами жира и из него же получая необходимое количество влаги. Видимо, и мой обжора Рукастик легко дожил бы до весны, но я, естественно, больше не подвергал его подобным испытаниям.
Сирен оказался удивительно покладистым, но мало интересным экспонатом моей живой коллекции. Вся его жизнь была сосредоточена на еде, но даже во время кормежки он почти не оживлялся. Просто хватал червяка, когда я подносил его к самой мордочке Рукастика, и глотал сразу или в несколько приемов, если добыча была крупной. За один присест он мог съесть довольно много, но при этом не обнаруживал жадности.
Вероятно, в природе сирены активно корм не разыскивают, а, затаившись в засаде, ждут, когда «дичь» сама на них наткнется. Во всяком случае, мой Рукастик, даже очень голодный, никогда не шарил по аквариуму в поисках съестного и никогда по своей воле не покидал правой части аквариума, где я его обычно кормил. Целыми днями он лежал на дне совершенно неподвижно, лишь изредка поднимаясь к поверхности, чтобы глотнуть воздуха. Единственным признаком того, что он проголодался, было положение его тела. Сирен мог свиться в кольцо или вытянуться во всю длину, но при этом его голова всегда смотрела в правый передний угол аквариума, именно туда, откуда обычно появлялся пинцет с кормом.
По некоторым признакам у меня сложилось впечатление, что мой Рукастик «мужчина». Мне захотелось его женить, чтобы понаблюдать за развитием и повадками юных сиренов. В юго-восточных штатах США эти амфибии так же обычны, как у нас травяные лягушки. Добыть их там не составляет никакого труда. Я просил наших моряков привезти мне несколько сиренов, а приглашая американских ученых на конференции или съезды, проходившие в нашей стране, обращался и к ним с аналогичной просьбой. Наконец, пытался получить сиренов через Московский зооцентр. Все тщетно! Раздобыть самочку мне не удалось. Мой Рукастик на всю жизнь остался холостяком, а в моем доме так и не появились маленькие сиренчики.
ПРО НАШИХ БАРАНОВ
Среди заместителей директоров научно-исследовательских институтов по хозяйственной части изредка попадаются хорошие администраторы. Гораздо реже эту должность занимают люди, знакомые со спецификой проводимых в институте исследований, но хозяйственников, которые совмещали бы оба эти качества, в природе практически не бывает. С подобным уникумом мне довелось столкнуться лишь раз в жизни. Этот удивительный человек работал в Институте физиологии АН СССР в те далекие годы, когда им руководил академик Л. А. Орбели, а он умел и выбирать людей, и воспитывать их.