— Сережа, любимый, помоги!
Перед глазами все поплыло, где-то отдаленно послышалась музыка, и я провалилась в пустоту.
Глава двадцать вторая
Очнувшись, я не сразу поняла, что произошло и где я нахожусь. Вокруг темнота, в нос ударил запах гнилых досок и плесени. Ужасно болела голова не давая сосредоточиться. Я попробовала встать, но не смогла даже подняться, руки и ноги были связаны веревкой. Силы меня покинули, каждое движение давалось с болью. У меня было странное чувство. Одна часть меня умерла, безвозвратно. Самое страшным из всего было то, что я больше не чувствовала ничего. И только физическая боль напоминала мне, что я жива. Внутри образовалась гигантская пустота, поглотившая всю душу.
Лицо и улыбка Сергея неотступно стояло перед глазами, вызывая во мне немой стон и неутолимую жгучую боль. Мне не хотелось кричать, звать на помощь. Мне больше ничего не хотелось, кроме как умереть. Даже слезы покинули мое тело.
Неожиданно дверь скрипнула и открылась, на пороге появился незнакомый мне мордоворот. А вместе с ним ворвался луч дневного света, ослепивший меня.
— Очухалась, матрешка?! — усмехнулся мордоворот.
Я попыталась выдавить из себя хоть словечко, но во рту так пересохло, что я лишь глотала воздух, как рыбка, выброшенная на берег.
Мордоворот подошел ко мне и со всей силы пнул ногой в бок, так, что я скорчилась от дикой боли.
— За что? — просипела я и отключилась.
Когда я открыла глаза, струя холодной воды обожгла мое тело. Надо мной стоял все тот же верзила и поливал из шланга водой.
— Прошу вас, не надо, — взмолилась я.
— А ты матрешка, оказывается, разговаривать умеешь, — заржал мордоворот. — У нас и немой заговорит.
Мордоворот прошел в дальний угол моей камеры и поднял с полу какую-то тряпку, затем швырнул ее к моим ногам.
— На, оботрись, а то околеешь. Мне потом за тебя башку, как барану отрежут. Ладно, пора мне, не скучай, кукла! — сказал браток и вышел заперев дверь на замок.
Я поняла, что являюсь пленницей. Одно не укладывалось в голове: Кто? Зачем? Где Сергей? И как я попала сюда? О, ГОСПОДИ! ЧТО ПРОИСХОДИТ?
Не было сил ни думать, ни размышлять. Меня колотил озноб, запястья затекли и стерлись до крови. Посмотрев на полусгнившее покрывало, как на спасение на моих глазах впервые навернулись слезы. Собрав последние силы, стиснув от боли зубы, я сделала попытку подползти к покрывалу, вдруг нестерпимая боль охватила мое тело, и упав на пол я застонала.
Я чувствовала, что умираю. Раньше я никогда не думала о смерти, а тем более не подозревала, что так страшно умирать. Чужую смерть воспринимаешь гораздо спокойнее, а о своей даже жутко подумать. Люди твердят о загробном мире, о переселение душ. Я не знаю почему, но всегда эта гипотеза казалась бредом. Настоящая жизнь одна. Если я умру, то никогда не вернусь обратно. ГОСПОДИ, ЭТО ЖЕ БЕЗУМНО СТРАШНО ИСЧЕЗНУТЬ НАВСЕГДА!
Дверь открылась, и на пороге появился другой отморозок. Он держал в руке шприц и смотрел на меня обезумевшим взглядом. В эти секунды я почувствовала, как сжалось мое сердце. Хотелось орать от бессилия и беспомощности перед смертью.
— Что вам нужно? — еле слышно произнесла я дрожащими от холода губами.
— А ты сообразительная, — засмеялся амбал. — Нам нужны деньги, которые ты и твой дружок выкрали с общяка.
— Я не понимаю, о чем вы говорите, — глухо просипела я, срываясь в кашель.
Мордоворот ехидно посмотрел на меня и усмехнулся:
— Разумеется, ты не при делах, сперла общяк и думаешь, все с рук сойдет?
— Я ничего не крала, это ошибка.
Мои слова не спасли, а наоборот усугубили ситуацию. Отморозок пришел в ярость. Дальнейшие события произошли в доли секунд. Амбал ударил меня по лицу, и взяв мою руку ввел содержимое шприца. Мне показалось, что я чувствую, как яд течет по венам, подбираясь к сердцу. Как только он проник во внутрь, меня заколотило, перед глазами все поплыло. Я сразу поняла, что это конец. «Я НЕ ХОЧУ УМИРАТЬ! — прохрипела я.
Потеряв счет времени, я не понимала: какое число, день недели и год. Ежедневно, ко мне приходили поочерёдно отморозки и задавали один и тот же вопрос:
— Где деньги?
Потом меня били, я теряла сознание, и тогда поливали из шланга, чтобы привести в чувства. Еду приносили раз в два дня, она состояла из картофельных очистков и мякишей черного хлеба. Я смотрела на еду с отвращением и голодом. Потом голод прошел. Лишь иногда хотелось пить. На ночь мне делали какой-то укол и я проваливалась в кромешную тьму и пустоту. Мне совершенно не хотелось кричать и звать на помощь. Я тупо сидела, уставившись в потолок, пытаясь заставить себя, о чем ни будь думать.