-Эй, цыпочка? Куда лыжи навострила, а? - Нет, Суворов так сказать не может.
И тут до меня доходит, что голос был женский. Вот тебе и заграница! Да похоже наши выражения в каждом уголке мира прижились.
- Я к тебе обращаюсь, подобие француженки. - Говорили уже за моей спиной, и я развернулась. - Ну, что скажешь, так и будешь врать дальше?
Передо мной стояла «фифочка», как ее окрестила Софья, и выражение ее лица мне не нравилось. Значит, она знает, что я русская, и? Нужно от нее отвязаться, Софья, наверное, уже отправила сюда Андрея. А эта снова наезжает.
-Чего молчишь? Говори, это ты вчера пряталась в шкафу у Андреюшки? - Как она его назвала? - Я первая его увидела, а ты забирай себе Живчикова, ясно? - Первая она его увидела! Да ладно?! - Или вон женатика того бери, только от мальчика моего отстань! - И кулак мне под нос сует.
Не знаю, что меня больше вывело из себя, ее кулак или ее «мой мальчик»?
-Суворов не твой мальчик, он мой! - Фифа глазки округлила и вздохнув больше воздуха как заорет.
-Да ты представляешь, кто мой папа? Один его звонок и тебя сотрут с лица Земли! - Девица пятнами покрылась и на меня двигаться стала. - Ты, дрянь мелкая, что ты о себе возомнила? - И толкает меня назад.
Черт, не зря я постоянно ходила на каблуках! Могу сейчас хоть танго хоть кунг-фу. Ну, с последним я преувеличила, а может стоит попробовать? Толкаю фифу в ответ, и у нас начинается самая настоящая драка двух девчонок из-за пацана. Нет, я могла бы дождаться тролля, снять очки и поздороваться с ним по-человечески, но здесь уже было дело принципа. Мы, как борцы сумо, топтались по кругу вцепившись друг другу в волосы. Фифа рычала и клацала зубами, стукнула меня по ноге остроносой туфлей, я разозлилась и из всех сил, как внедорожник приперла ее к фонтану.
Не очень хорошо понимаю наш обмен любезностями, но ,думаю, там было мало хороших слов. Около нас заметно так прибавилось народа, и нашелся тот кому надоело смотреть на наш бой без правил. Нас обеих толкнули в фонтан.
Холодная вода резко остудила мой пыл и принесла ясности в голову. Я вынырнула из воды кашляя и глотая воздух, очки держались на одной душке в мокрых волосах, а поля большой и мокрой шляпы закрывали лицо.
-Так тебе и надо, мокрая курица.
Фифа выпрыгнула из фонтана, только тут ее и видели. Я же, по пояс в воде и низко наклонив голову, последовала ее примеру. Дойдя до бортика, оперлась коленкой на серый камень, и тут, какой-то добрый человек протянул мне руку. Куда деваться, вкладываю свою мокрую ладошку в его руку и перешагиваю.
-Спасибо.
Разворачиваюсь и хочу уйти, но меня не отпускают. Благодетель второй рукой поднимает поля моей шляпы и я встречаюсь с удивленным (и это мягко говоря) взглядом Суворова.
-Прищепкина?!
Мы оба застыли как статуи. Да-а-а, нам теперь есть, что обсудить. И вспомнить. И над чем поржать.
А хотя нет, давайте все обсудим потом. Сейчас просто хочу стоять и смотреть на Андрея, видеть его счастливую улыбку, чувствовать его руку в своей, знать, что он рядом. Испытывать трепетную радость от нашей встречи. И...
-Молодые люди, предъявите ваши документы и проследуйте за мной.
Вот так грубо в наш мир ворвался строгий голос полицейского и прервал нашу встречу.
***
-Кать?
-М-м?
-А помнишь, я тебе в третьем классе в пенал с карандашами положил дохлого уженка?
-Ага.
-Ты тогда за мной по классу с веником бегала, а я смеялся.
-О, да. Ты был крут, чувак.
-Извини меня.
-Ладно.
Тридцать секунд тишины и...
-Катюш?
-М-м?
-А помнишь, в седьмом, я по парку за тобой бегал с большой овчаркой?
-Да.
-Так вот, я ее у одного пацана одолжил. А собака была старая и больная, она и догнать тебя вряд ли смогла бы. Мне самому приходилось бежать впереди нее и тянуть за поводок, чтобы она быстрее двигалась.
-М-м! Понятно.
-Прости меня.
-Хорошо.
Прошло двадцать секунд молчания и...
-Котенок?
-Да?
-Я в прошлом году тебе в книжки из библиотеки положил интересные такие картинки, тебя за них сильно ругали?
-Да нет, нормально все.
Картинки были 18+. Как думаете, меня сильно ругали?
-Я больше не буду.
-Угу.
-Кать?
-А-а-а-а? Блин ,Суворов, дай поспать!
Поднимаю голову с его колен и пересаживаюсь на другой угол лавки. Уже часа четыре, как извиняется, а главное все помнит. Тут дело или в хорошей памяти или в самой совестливой совести на свете. Извинения слушать приятно, но от усталости голова болит, а еще его непривычно милый голос звучит не привычно. Снимаю с плеч его пиджак, одолженный Андрейкой на время высыхания моего платья, и сворачиваю под головой. Платье на мне почти высохло, так что не замерзну.