— Это ещё не всё, — продолжал Бурков. — Вот как услышишь, что "Буран" с залива едет, всё бросай и беги на склад: будешь помогать навагу на льду растаскивать. Одному "пену" с рыбой не опрокинуть — она килограммов четыреста весит.
— Помогу, конечно, — отвечал я.
— Но и это ещё не всё, — не унимался бригадир. — На стан часто гости приезжают: то из колхоза, то из райкома. Надо, чтобы у тебя всегда было что-нибудь про запас.
— В смысле, согреться? — пошутил я.
— В смысле, закусить, — отшутился бригадир. — Чем согреться — это они и без тебя сообразят, — не первый год к нам приезжают!
И через много лет я с добрым сердцем вспоминаю Буркова. Хороший был парень. Любил рыбалку, собак и охоту. Бывало, конечно, что и его заносило: не всегда хватало терпения в общении с людьми. Однако ребят бригадир зря не обижал, а если кому-то и урезал полный пай, так только если на это были серьёзные причины.
Прикрою глаза — и вижу перед собой крепко сбитого крепыша. Вот он поднимается из-за стола: "Всё, парни, пошли на лёд!" Натягивает унты, надевает бушлат, нахлобучивает на голову волчью шапку. И выходит к "Буранам". Пара, тройка минут — и затихают вдали снегоходы. Ушла бригада на Пильтунский залив — навагу ловить, бычка в сетчатые мешки затаривать…
Примечание 2013 года. Пройдёт четверть века, и Буркова убьют в его же собственном доме. Произойдёт это в ночь на старый новый год — 13 января. Уже умирающий, он будет звать на помощь охотничьих лаек, забыв, что сам же запер собак в соседней комнате, чтобы не досаждали гостям…
"Гости" вынесут из дома всё самое ценное, погрузят в джип — и рванут по зимней ночной дороге в Александровск-Сахалинский. А дом подожгут, заметая следы. Верные лайки задохнутся в дыму и разделят судьбу своего хозяина.
Утро начиналось у меня с вечера. После ужина приберёшься на кухне, начистишь картошки, нарубишь мяса, наготовишь наваги. Вынесешь на ночь в холодную пристройку — и душа спокойна: есть из чего готовить — жарить и варить. Ребята режутся в карты, играют в настольный теннис или балуются с железом — толкают штангу, кидают гири-пудовки. Бригадир и сам дружил со спортом, и другим давал дружить.
Накидаешь гирь, нарежешься в карты — и "в люльку", как любил говорить Володя Дёмин. Он вообще-то из Подмосковья, на Сахалин приехал денег подзаработать. И правильно, где ещё деньги сами в руки идут, в смысле, в сети заходят? В бригаде от заработка никто не отказывался: ни Витька Воронов, ни Коля Иванчихин, ни Юрка Петров. Рыбак Таймураз мечтал скопить деньжат и вернуться к себе в Баку. И вернулся, кстати, в начале девяностых. А вот соплеменник его, Фархад-оглы, так и застрял на Сахалине. То ли понравились ему эти места, то ли билетов до Баку уже не купишь.
Бригада подобралась пёстрая — интернациональная: русские, азербайджанцы, татарин, нивх… Рыбколхоз "Восток" считался национальным хозяйством, нивхи работали в цехе сетепошивки, на разделке рыбы, в икорном цехе. Вот только в бригады прибрежного лова коренных жителей Ых-мифа, как называли Сахалин в древности, брали неохотно. Хромала у коренных трудовая дисциплина, что тут греха таить. Слабоваты народы Севера к огненной воде, это научно доказано. И что для русского похмелье, для нивха — трёхдневный прогул.
К слову сказать, наш нивх Славка был приятным исключением. Хороший парень, работящий. Трое детей, между прочим, а жена ещё и четвертого ждала. Сейчас, наверное, у Славки детей раза в два больше: многодетные семьи у нивхов в каждом доме. Да это и понятно: на весь Северный Сахалин их всего ничего осталось — примерно триста семей, да столько же — в низовьях Амура. Умрут старики, кто "чха" зарабатывать будет?
В начале 90-х с подачи писателя и депутата В. Санги нивхскими массами овладело национальное самосознание. Пошли разговоры о создании нивхской республики в составе России, в крайнем случае, массы были согласны на автономный округ в составе Сахалинской области. Однако республику создавать — это не юколу на шестах развешивать. Поговорили нивхи о самоопределении — и забыли.
Так вот. Накидают ребята гирь, нарежутся в карты — и в люльку. Спокойной ночи, малыши! А меня в шесть часов ждёт будильник. Типа, не фиг дрыхнуть.
Поднимаюсь. Налаживаю печь, а она не налаживается: забыл с вечера накачать в бак солярки. Выйдешь в темень, а бочки — в снегу. Откопаешь — и за рукоятку олевейера: туда — сюда, туда — сюда… Накачаешь в бак литров двести, разведёшь огонь в печи, загремишь кастрюлями… В общем, к восьми всё готово: и плов с бараниной, и чай с сахаром, и наваги — ешь, не хочу.