Материал обещал быть критическим, это Куц сразу понял. Надо было выяснить, какой именно информацией располагает журналист. Секретарь был в командировке и фрак дипломата с собою не взял. Пришлось повязать на себя фартук официанта.
Битый час Куц был сама любезность. Он беспрестанно добывал кипяток из литровой банки при помощи кипятильника и лично заваривал журналисту чай в стакане. Он расхвалил все мои материалы, начиная с 84-го года. И пообещал подписаться на областную газету на год вперёд. Потом зачем-то вытянул из кармана пухлое райкомовское портмоне и медленно переложил его в другой карман. А напоследок вдруг вспомнил мой давнишний борщ и сказал, что подобного борща не ел даже в ресторане.
— Кстати, время обеденное, а мы с вами что-то всё чай да чай… Может, спустимся в ресторан? — спросил Куц.
— Спасибо, я уже пообедал, — вежливо ответил я, и отправился в редакцию — писать критический материал. Тот самый. О скандальных выборах в Совет народных депутатов.
Зима — не самое щедрое время для рыбака. Одна навага да бычок, в прилове — камбала, корюшка, сельдь, да змееподобная рыба по имени бельдюга. Иное дело — летняя путина, особенно в нечётный год. Начинается всё с сельди, потом на нерест идёт горбуша, за ней — кета. Попадается и кижуч, но немного, хватает лишь, чтоб себя не обидеть.
Год 87-й был нечётным. Наша бригада стояла в Ныйском заливе. От Охотского моря залив отделяла песчаная коса километров двенадцать длиной и шириной метров двести. Вот на этой косе на возвышении и стоял наш рыбстан. А кухня — поближе к воде, на берегу залива.
Печь топили дровами. Истратив на завтрак припасённые с вечера поленья, я отправлялся на поиски очередного топлива. Как не странно, я его находил — в виде брёвен и брёвнышек, валявшихся на берегу, а то и целых стволов давно иссохших деревьев. Я подхватывал ствол и этаким муравьём волок его по песку поближе к кухне. Бензопилой резал ствол на чурбаки, остальное было делом топора и техники.
Глупая сахалинская нерпа — ларга — частенько заплывала в залив в поисках рыбы, рвала крылья у невода и вообще вела себя неприлично, отгоняя горбушу и лишая нас заработка. Тогда Коля Иванчихин снимал со стены охотничье ружье-пятизарядку и уплывал на моторке выяснять с ларгой отношения. Пара-тройка выстрелов, долетевших с залива, почти всегда означали, что рыбацкая справедливость восстановлена, виновные — наказаны, а на обед будет бифштекс из нерпичьей печени и жаркое из прочих субпродуктов. Нерпичьи шкуры предприимчивые азербайджанцы отправляли на родину. Так что если когда-нибудь встречу на Кавказе шапку из нерпы, обязательно спрошу: а не Таймураза ли это работа?
Когда начался рунный ход горбуши, про жаркое из нерпы пришлось забыть. Каждый день мы заливали рыбу в кунгасы. Половина бригады оставалась на неводах — перегонять горбушу в садки, а другая половина садилась на "дорки", брала кунгасы на буксир — и волокла их в устье Тыми — сдавать улов на базу.
Я как-то пробовал стоять на руле. Ничего сложного. Главное, ориентироваться по вешкам, чтобы на песчаную банку не угодить.
— Держи левей, — говорил мне Славка-нивх.
— Нет, держи правей, — поправлял его Петров.
Я держал прямо и думал лишь об одном: и почему здесь не Тихий океан, в котором банок нет по определению?..
В середине августа ход горбуши пошел на спад, и появились гонцы кеты. Мы брали кету до конца сентября. Потом сняли невода. И отправились в колхозную кассу — за деньгами.
4.
Моя третья путина прошла как-то бледно, в смысле, безденежно. Навага шла худая, словно нагуливалась не в Охотском море, а где-нибудь в Поволжье, кормового бычка было мало. Зверосовхоз в Поронайске в тот год явно держал своих норок на диете.
По весне открылась вакансия на районном радио. Расставшись с основательно поднадоевшей кухней, я уволился из колхоза и вернулся в "Знамя труда". Открывалась возможность почувствовать себя немножко Левитаном. Всего-то и разницы: Левитан из Москвы вещал, а я буду вещать из Ноглик. Радиостудия размещалась в здании районного узла связи, так что в редакции можно было появляться всего два раза в месяц — в аванс и зарплату.
Вещать оказалось проще, чем я думал. Передача складывалась, как детские кубики: блок новостей, интервью, репортаж, на закуску — объявления. И всё. С музыкальными перебивками проблем не было: пластинок в радиоузле было много, на любой вкус. Спасибо Кравченко: толк в патриотических песнях и партийных маршах она знала.
Самое трудное было — это заставить человека говорить на микрофон. Обычная ситуация: магнитофон выключен — товарищ чешет как по маслу, речь яркая, образная, цифр, имён и фамилий на три передачи хватит. Однако стоит лишь магнитофону заработать — всё! Словно бы подменили человека. Начинает то экать, то мекать, то букву "р" не выговаривать. Не то что цифру или факт, — запятую, и то из товарища не вытянешь.