Вот и сегодня, успокоив Олежку, жена ничего такого не предлагает. Выходит из комнаты и, напрочь утратив ко мне интерес, словно уверенная, что после ее гневных тирад я непременно должен был раствориться в атмосфере, шлепает в сторону кухни, но не доходит, свернув по пути в туалет.
— Ну иди, успокой Олежку, — шепчу я Максиму и ласковым шлепком по спине отправляю его в большую комнату с запоздалым и, чего скрывать, совершенно безнадежным для пятилетнего плаксы поручением.
Сам же на носочках иду по следу жены, застыв у холодильника. Так и есть — за исключением вялых долек лимона и треугольного пакета молока с отрезанным верхом, по полкам холодильника можно катать если не шар, то уж точно теннисный мяч. Мы зависли в мертвой финансовой зоне, вне досягаемости которой — моя следующая зарплата и обещанные, но пока не выплаченные супруге «левые» деньги за уже выполненные переводы.
Я мысленно проклинаю ковер, на чистку которого мы выбрасываем по большому счету последние деньги, двести тридцать леев, ничтожную сумму, которой при разумном распределении можно было найти двоякое применение: купить сто пятьдесят граммов так необходимой беременной красной икры или растянуть на два дня покупок в супермаркете, с обязательным включением скучных, но все же необходимых хлеба, сыра и докторской колбасы.
Вспомнив о ковре, я понимаю, что неплохо бы принять душ — сейчас же, немедленно, нетерпеливо срывая с себя вонючие футболку и шорты. Не могу сказать, что особо озабочен раздражительностью супруги, проявляющейся каждый раз, когда ее обостренное беременностью обоняние отравляется не вполне приятными, но все же не убийственными для обычного человека запахами. К которым принадлежит и запах моего пота. Признаться, я вовсе об этом не задумываюсь, резко вспотев от мысли о том, что нужно срочно смывать улики.
Ведь домой я возвращаюсь не с пустыми руками. С сюрпризом — между прочим, двойным, о котором, однако, жене положено знать далеко не всю правду.
Нет–нет, никакой денежной феерии. Никакого золотого дождя, Феррари и виллы на острове. За сто долларов в месяц Феррари не купить. За пятьдесят — тем более.
— Каждую среду, — сказал я Корнелии. — Если не получится в среду, тогда в пятницу. Я позвоню заранее.
Ей, конечно, было бы удобно в субботу или в воскресенье, в дни, когда я не мог не быть с семьей. В понедельник же я задерживался на работе до восьми, чему виной были накопившиеся за выходные факсы и письма. Вторник с четвергом законно и надежно бронировались супругой, встречавшей меня в эти дни молчанием и даже улыбкой — вероятно из опасения гневом навредить эрекции.
ХОЗЯИН СДАСТ КОМНАТУ ДВУМ ДЕВУШКАМ.
По большому счету, все изменилось — проверять объявления на сайте больше не было смысла, как не было смысла их размещать. Я и не собирался, хотя, если быть с собой откровенным, мое собственное объявление давно перестало быть смыслом, поводом, по которому я посещал сайт. Я даже не могу с уверенностью сказать, видел ли его на этой неделе, так же как не думаю, что обращал на него внимание две, три недели, месяц назад. Я впитывал в себя сладострастные намерения развратных арендодателей, и эти намерения щедро вознаграждали меня повторными соитиями с беременной женой.
— В среду, — послушно кивнула швея.
Может, я был самонадеян, но мне показалось, что в ее глазах сверкнула искорка. А может, она просто радовалась выгодной сделке. Двенадцать долларов пятьдесят центов за один сеанс — совсем неплохо для нищей швеи без собственного жилья, тем более, как показал пробник, больше трех минут ей вряд ли понадобиться.
Спустив шорты с трусами, я брезгливо присел на край запыленного тетиного стола. Корнелия же без всякой брезгливости — в конце концов, ей здесь жить — сбросив с себя белую блузку и лифчик, плюхнулась коленками на пол, уборкой которого последний раз занимались, вероятно, сама тетя Люда. Одарив меня классическим взглядом мировой порноиндустрии — снизу вверх, глаза в глаза — она двумя пальцами отлепила от мошонки мой сморщившийся член и плюхнула его головкой на кончик своего языка.
— Хорошо, пусть будет пятьдесят, — говорю я, застегивая ремень. — Только с оплатой не задерживай.
— А ты не опаздывай. — улыбается Корнелия, вытирая рот и щеки извлеченной из сумочки бумажной салфеткой.
— Постараюсь. Четыре раза в месяц всего же!
— А кто вас, мужиков, поймет? — проводит она салфеткой по правой груди: мое семя оказалось и там, и хорошо, что она додумалась раздеться до пояса.